– Вера Фарлонг, – с явным удовольствием произносит Персиваль. Теодор вспыхивает. – Она ждала тебя, ты знал? Умная девочка не поверила в россказни твоего друга и осталась в маленьком Дублине. Терпеливо ждала, долго. Написала о тебе повесть и разослала ее во все части штата. Думала, это поможет тебе отыскать к ней дорогу. Но ее нашел я.
Теодор вскакивает, едва контролируя себя.
– Ублюдок! – его трясет, лицо Веры – тонкий нос, бледные скулы, несмелые веснушки на щеках – встает перед взором Атласа так ярко, будто он видел ее вчера. – Что ты с ней сделал?
– Убил, – просто заявляет Персиваль и пожимает плечами. – Она знала о Филлипе Уилларде слишком много, ей нельзя было давать столько свободы.
Все в Теодоре обмирает, сердце прекращает стучать. Все вокруг – маленькая кухня со старой посудой, Элоиза, Клеменс, худая фигура Персиваля – становится алым от его гнева.
– Я убью тебя, – шипит он, дрожа от ярости, и Персиваль вдруг успокаивается.
– Наконец-то мы пришли к единодушию, – вздыхает он. – Но перед этим…
Он достает из кармана пиджака револьвер; щелкает взведенный курок. «Тридцать восьмой калибр», – невольно подмечает Теодор. Переживет ли он вторую пулю в лоб, если выстрел сделает кто-то вроде Персиваля? Тот смотрит на него, усмехается. Поднимает руку и стреляет. Не в Теодора. Не в Клеменс.
Элоиза ахает, хватается на грудь и сползает на пол со стула.
– Господи! – вопит Клеменс, Теодор, заледенев, смотрит, как женщина жадно втягивает носом воздух, как кровь разливается по ее сиреневой блузе, вытекает тоненьким ручейком из уголков ее рта. Она на глазах бледнеет. Затуманивается ее взгляд, теряют цвет кожа и волосы. Элоиза смотрит на Теодора, распахивает рот в немом крике; тянет к нему руку. Клеменс на коленях подползает к женщине.
– Что ты наделал! – кричит девушка, срываясь на плач. Она пытается остановить кровь: стаскивает с себя свитер и прижимает его к ране в груди Элоизы, пока Теодор не находит слов. Все они кажутся незначительными, слабыми отголосками его гнева – ярость разливается по телу жаром, мутит рассудок. Боже.
– Я принес жертву Андрасте! По всем традициям знаменитой Боудикки! – Персиваль хохочет, и в этот миг совсем теряет человеческий облик. Сквозь бледную кожу и впалые скулы проступает его страшная натура, безумная настолько, что даже у Теодора не хватит воображения представить ее целиком.
Элоиза умирает со слабым вздохом прямо рядом с Теодором, и больше он не слышит, как быстро стучит ее сердце.
– За что? – всхлипывает Клеменс, невидяще глядя перед собой. – Она не сделала ничего плохого!