Радиевые девушки (Мур) - страница 64
Можно было бы предположить, что этот новый термин – радиевая челюсть, – а также невиданный диагноз стоматолога захватят умы медицинского сообщества, однако они остались совершенно незамеченными: ни другими стоматологами; ни красильщицами циферблатов, не имевшими доступа к медицинским публикациям; ни врачами вроде доктора Хамфриса в Орандже.
Стоя с рентгеновским снимком Кинты Макдональд в руках летом 1924 года, в полной растерянности, Хамфрис все равно должен был поставить своей пациентке хоть какой-то диагноз. Кинта вспоминала: «Мне сказали, что у меня артрит тазобедренного сустава».
Хамфрис наложил ей на ногу фиксирующую шину, как и полагается в таких случаях, однако, в отличие от ситуации с Грейс Фрайер, улучшения не наступило. Таким образом, тем летом Кинта оказалась закована в гипс от живота до колена с целью обеспечить полную неподвижность ноги в надежде, что это облегчит ее состояние. «Я все еще могла кое-как передвигаться, – говорила она, – с помощью трости».
Однако матери двух маленьких детей от возможности ковылять с тростью толку было мало. Ухаживать за Робертом и Хелен после этого стало еще сложнее. Скорее всего, Кинте помогала ее сестра Альбина, которая до сих пор не обзавелась своей семьей. Теперь сестры жили всего в 15 минутах ходьбы друг от друга в Орандже.
К облегчению Кинты, столь радикальное лечение, казалось, стало приносить свои плоды: «Этот гипс унял боль, и мне стало немного лучше», – вспоминала она. Она старалась не думать о том, что происходит под гипсом, о том, что, как она начала подозревать, «одна нога скукожилась и стала короче другой». Гипс не снимали долгие девять месяцев. Лето сменила осень, и, заметив улучшение, Кинта была благодарна лечению доктора Хамфриса, которое вроде бы помогло.
Время для благодарностей настало самое подходящее. В День благодарения, 27 ноября, Хейзел Кузер наконец выписали из больницы Нью-Йорка, разрешив ей вернуться в Орандж, чтобы побыть с Тео и своей матерью Грейс. Собравшись вместе, они старались быть благодарными за то, что она хотя бы дома.
Она, однако, больше уже не была собой. Она «так ужасно страдала, что казалось, это затронуло и ее разум». Священник Карл Куимби, посещавший семью, чтобы принести им духовное утешение, сказал: «Она переносила нестерпимые муки».
Пожалуй, самым большим благословлением – если думать в первую очередь о Хейзел, – стало то, что в четверг 9 декабря 1924 года она наконец ушла из жизни. Она умерла в три часа ночи у себя дома, рядом со своим мужем и матерью. Ей было 25. К моменту смерти ее тело находилось в столь удручающем состоянии, что родные не позволили друзьям увидеть ее на похоронах.