Но он промолчал. И, похоже, зря, потому что Гоша уже развернулся к Стефании, вновь слащаво улыбнулся, чем напомнил Весельчака У из советского мультфильма «Тайна третьей планеты».
– А вы, прекрасная барышня, поете? С таким красивым именем даже псевдоним придумывать не надо!
– Нет. Не пою, – вежливо, но с явным нежеланием развивать тему ответила Стефания.
А Гоша все не унимался:
– Жаль! Очень жаль! Я что-нибудь мог бы придумать! У вас необычная внешность. И это имя! Звучит как музыка. В честь кого вас назвали?
– В честь бабушки, – ответила Стефания, хоть Данила ожидал, что она вновь отмолчится.
Анфиса навострила ушки, поняв, что ее подруга по несчастью наконец-то разговорилась.
– Мой папа – итальянец. В честь его мамы назвали меня.
– Оу! – воскликнула Анфиса и перетащила свое одеяло ближе к Стефании. – Я же изначально заподозрила, что ты – иностранка! Хоть и говоришь без акцента.
– Я только наполовину итальянка. Родилась и выросла в Москве. Моя мама – переводчица, познакомилась с папой во время работы. Только он живет в Италии, потому что у него там семья. Жена, двое сыновей. А я…
– Так, значит, это у вас семейное – разбивать чужие жизни! – вырвалось у Данилы раньше, чем он успел прикусить язык. Вырвалось с такой неприкрытой злостью, что все, включая Гошу, обернулись на него. Стефания медленно встала и, закипая от негодования, звонко спросила:
– Что ты сказал?
– Ничего, – буркнул он, тоже поднялся на ноги и резким движением перекинул через плечо свое одеяло. – Пройдусь!
Никто, включая Марину, которая обычно сглаживала острые углы в их общении, не остановил его, не попросил не уходить далеко. Он ушел, оставив за спиной молчание, повисшее в воздухе, как тяжелый влажный туман. Шатаясь от слабости, добрел до леса, присел на поваленное дерево и закутался в одеяло. Его лихорадило, не столько от плохого самочувствия, сколько от собственной несдержанности. Возможно, если бы не реплики Гоши, не завелся бы он еще раньше, не «куснул» Стефанию в очередной раз – на этот раз уже так явно, при всех, что теперь не оправдаешься. Нужно было промолчать, набрать в рот песку и промолчать. Пообещал же он себе, не далее как этим вечером, что не будет цепляться к ней! Всего несколько дней, всего несколько дней нужно потерпеть ее присутствие. Когда они выберутся с этого чертова острова, он больше с нею не встретится.
Данила долго сидел так, в темном и глухом одиночестве, глядя сквозь сплетенный купол ветвей на приглушенный свет звезд, пока окончательно не успокоился. Он не стал возвращаться в лагерь, наоборот – углубился в тихий и потому будто мертвый лес и остановился, когда заметил белеющую вдали стену. Возможно, где-то тут и находился лаз на другую часть острова. Но Данила мог и ошибаться, потому что не запомнил место. Туда он бежал на крик девушек за собакой, не фиксируя взглядом ориентиры, а на обратном пути балансировал на границе реальности и забытья.