Приземистое здание одними окнами выходило на длинную стену, другими – на лес. Макс поднялся по деревянным ступеням на крыльцо и толкнул поскрипывающую, будто жалующуюся на судьбу, дверь. Внутри было пыльно, пахло сыростью и въевшимся в позеленевшие стены сигаретным дымом. Отчего-то именно табачная вонь и успокоила его. Макс заглянул в первую комнату и обнаружил приставленный к окну стол, разложенные на нем гроссбухи, стаканчик с затупившимися простыми карандашами и ручками. На подоконнике обнаружились самые обычные предметы: мутный граненый стакан с опущенным в него кипятильником, чашка с засохшими темными разводами, открытая банка с давно выветрившимся кофе и цветочный горшок с окаменелым комом земли. Макс заглянул в ящик стола и нашел записную книжку в красной клеенчатой обложке. Блокнот и пару карандашей он сунул в карман, затем пролистал один из гроссбухов, но увидел в нем лишь цифры. Гораздо интересней показалась дата: двадцать восьмое июля тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Кто-то двадцать лет назад сделал в журнале последнюю запись. Значит ли это, что в барак с тех пор никто не заходил? Макс обогнул неаккуратно, словно в стремительном движении, сдвинутый стул и подошел к похожему на сейф металлическому шкафу. То ли замок оказался сломан, то ли сейф не закрыли, но дверца открылась легко и явила пустое нутро.
Макс еще раз осмотрел комнату, обыскал ящики стола и нашел калькулятор с разрядившимися батарейками, пустую смятую гильзу, моток синей изоленты и пару мужских журналов девяностых годов. Судя по загнутым и замусоленным уголкам страниц, журналы пролистывали не один раз. Поняв, что ничего интересного он больше тут не увидит, Макс отправился дальше по длинному темному коридору, в который выходили двенадцать комнат. Он заглянул в каждую и отметил про себя, что они совершенно идентичны, а размерами и спартанской обстановкой напоминают кельи или тюремные камеры. В каждой стоит кровать с металлическим каркасом и разобранной постелью, рядом – тумбочка, а в углу – узкий, как пенал, шкаф и умывальник.
В первой комнате Макс отвернул один из кранов и, конечно, не увидел ни капли воды. Он поскреб ногтем известковый налет на краю раковины, посмотрел в мутное зеркало над умывальником и горько усмехнулся, не узнав в отражении привычного ему Лагунова. И дело было не в пробивающейся на щеках щетине, не в кругах под глазами и не в усталости, а во взгляде. Это был взгляд человека, видевшего и пережившего многое, а не Макса Лагунова, привыкшего к однообразной, но комфортной жизни в полном достатке.