Виктор возился с суазором, выискивая будущих сокурсников в сети и добавляя друзей в свое растущее со скоростью ядерной реакции соцветие. Он показывал мне на экран, тыкая пальцем в чьи-то круглые фотографии, а я в ответ молча кивал головой.
На прямоугольную сцену, где высился стилизованный под старину микрофон с суставчатым кронштейном, никто не выходил, и я поглядывал на часы от нетерпения. Гул голосов в зале усиливался – не мне одному надоело ждать.
– Что-то они не торопятся, – тихо сказал я.
– Что? – Виктор оторвался от суазора.
– Давно уже должны были начать, – сказал я.
Виктор убрал суазор и осмотрелся.
– Да, глядя на эту толпищу, вовсе не чувствуешь себя особенным, – пожаловался он.
– Особенным?
– Ну, конкурс, – развел руками Виктор.
– Я никогда не чувствовал себя особенным, – сказал я.
– Врешь, – сказал Виктор.
Я думал, что бы такое ему ответить, когда в зале раздался надсадный звон – как в коридоре перед началом собрания, – и на сцену неторопливо, прихрамывающей походкой вышел пожилой мужчина в старомодном твидовом костюме, слишком теплом для лета.
– Вон там! – Виктор толкнул меня локтем и показал на сцену пальцем.
– Тихо! – зашипел я.
Пожилой мужчина встал рядом с микрофоном, кашлянул в кулак, набрал полную грудь воздуха и, сверкнув неестественно белыми искусственными зубами, торжественно произнес:
– Уважаемые первокурсники!..
Я снова проснулся от удушья.
С громким надрывным хрипом я дернулся вперед, оторвав голову от липкой, затягивающей кровать пленки – вынырнув из мертвенного забытья.
Комната была погружена во тьму.
Я смотрел в надежде различить хоть что-нибудь – смутные отблески света, очертания массивной двери из усиленных бронепластин, горящее красное око, – но ничего не видел. Я подумал, что безумный лошадиный череп на кронштейне мне приснился.
– Эй! – крикнул я в темноту и попытался встать с кровати.
Я уже не чувствовал немощной дрожи. Я сделал шаг вперед – туда, где, как я помнил, стояла бронированная дверь и висел на прогнувшемся кронштейне электрический череп, – но остановился.
Кровать за спиной исчезла.
– Эй! – крикнул я, надеясь услышать хотя бы металлический дребезг, но мне никто не ответил.
Комната была пуста.
Я попятился, надеясь, что смогу вернуться к невидимой кровати, повторяя в обратном порядке собственные шаги, когда вся комната стремительно вспыхнула, оглушив зрительные нервы. Перед глазами поплыли яркие круги, я едва не оступился и прикрыл ладонью лицо.
– Вы здесь? – спросил я. – Здесь кто-то есть?
Ответа не было.
Я осторожно осмотрелся, щурясь от света. Я был в той же комнате – с узкой кроватью, унитазом и светящимися стенами. Лошадиный череп также оказался на месте – он висел на кривом кронштейне над бронированной дверью, а его потухший глаз слепо смотрел в пол. Однако я не видел никаких повреждений от его недавнего – вчерашнего? – приступа бешенства. Исчезли даже вмятины на стене.