Виктор рассмеялся и толкнул меня локтем.
– Выспался?
– Угу.
– Кто писал?
– Да так. – Я быстро убрал суазор.
– Подружку себе завел? – не унимался Виктор.
– Отвали, – сказал я.
Виктор вздохнул с деланным разочарованием.
– Ты явно не с той ноги сегодня встал.
– Дело не в ногах, Витя, – ответил я, – дело во времени. Знаешь, я как-то привык чуть подольше в субботу поспать.
– Так всю жизнь проспишь, – изрек Виктор чью-то затасканную мудрость.
Сосед спереди передал ему суазор, Виктор посмотрел в экран, затем показал на что-то пальцем, прыснул со смеха и тут же забыл обо мне, принявшись выискивать очередную ерунду в сети.
Я посмотрел в окно.
Автобус ехал по высотной эстакаде, по крайней левой полосе. За высокими отбойниками мелькали верхушки деревьев и неестественно вытянутые блестящие столбы ретрансляторов, которые повторялись со строгой закономерностью – так неотвратимо и точно, что я вновь начал засыпать.
Через минуту суазор опять завибрировал, и я вытащил его из кармана, даже не сомневаясь, от кого пришло сообщение.
«А когда приедешь?» – спрашивала мать.
«Пока не знаю, – напечатал я. – Возможно, на следующей неделе».
Ответ пришел почти мгновенно:
«Приезжай. Я была у врача. Нам нужно поговорить».
Эти слова я слышал от нее неоднократно. «Я была у врача». «Нам нужно поговорить». Несколько раз она даже составляла завещание – каждый раз новое, как если бы повторяться в последней воле считалось плохой приметой, – и все из-за того, что ее просто направляли на дополнительное обследование. Я подумал – а болела ли она хоть раз в жизни по-настоящему? А потом подумал – как все же я рад, что наконец-то вырвался из дома.
Мы съехали с эстакады, и водитель, прервав медитативную мелодию, сообщил по громкоговорителю, что скоро мы будем на месте.
Солнце уже не светило в глаза.
За окном проносились стремительные тени от столбов и деревьев. Я перевел взгляд на Виктора, который изучал какие-то невразумительные фотографии в соцветии, раскрыл суазор, намереваясь написать ответное сообщение матери, но так ничего и не написал.
На космодроме нас сразу провели в пустое и сирое помещение, напоминавшее отстойник в дешевом аэровокзале. Даже Виктору, несмотря на его напускной оптимизм, было сложно скрыть разочарование. Все молчали, как на похоронах.
Мы с Виктором стояли у окна с армированным стеклом. Окно выходило на широкую забетонированную площадку со взлетными шахтами, похожими на стальные колодцы в сотню метров шириной. Единственный корабль, который я разглядел, был удивительно похож на старинную ракету с отстреливающимися ступенями – к темному обугленному корпусу подвели передвижной рукав лифта, а из открытых люков торчали толстые и лоснящиеся, как щупальца, шланги.