Ну что за сериальные страсти, а?
– Вам бы поспать, – посоветовал я ей. – Вон тени какие под глазами. Все уже идет так, как идет, и то, что вы себя мучаете, никому пользы не принесет.
– Вот, – почему-то обрадовался Вагнер. – Врача два, а мнение одно. Заметьте – это мои вчерашние слова.
– Я пойду к мужу. – Лиана Мансуровна накинула на плечи халат и отправилась в палату.
– Моя семья богата, – сообщил мне подросток ломким голосом, как только за его матерью закрылась дверь. – Если отец выздоровеет, то вы получите много денег, даю слово. Очень много. Если надо, я расписку напишу. Но Петр Францевич может подтвердить вам, что мужчины из рода Арвенов всегда держат свое слово. Это на самом деле так.
– Хорошо, – без тени улыбки в голосе отозвался я. – Ваше предложение мне предельно ясно, Темир Русланович. Не надо расписки.
Не подав руки ни мне, ни Вагнеру, парень отправился вслед за матерью, в удушливо-гнойный полумрак палаты.
– Хотелось бы ясности, – твердо произнес Петр Францевич. – Не обессудьте, Александр, но как врач я имею на это право.
– Бесспорно. – Мне совершенно не хотелось с ним спорить, хотя и можно было бы. – Но прежде я бы еще кофейку жахнул. Опять меня в сон клонит.
– Разумеется, – наконец-то в голосе бизнесмена от медицины я услышал раздражение. Не знаю почему, но мне хотелось его вывести из себя.
Беседу мы продолжили уже на улице, устроившись на уютной кованой скамеечке в тени высоченной липы.
– Итак. – Я отпил кофе. – Вы желаете ясности. Какой именно?
– То есть? – На лбу Вагнера запульсировала жилка.
– Так она разная, – пояснил я. – Есть ясность по поводу хвори этого господина, есть ясность на предмет того, что мы делаем дальше. И так далее.
– Хотелось бы полную, – глубоко вздохнув, произнес Петр Францевич. – Если можно.
– Отчего же нет? – добродушно согласился я. – Что до хвори, то еще у палаты я достаточно четко выразился, на мой взгляд. Вы были правы, это не медицинское заболевание, потому ваши врачи ничего сделать и не смогли.
– Ужас, – вытер лоб Вагнер. – Боюсь, вам не понять, Александр, насколько страшно мне это слышать.
– Вы на самом деле настолько дружны? – искренне удивился я. – Если это так, то примите мои извинения за неуместную иронию во время нашего предыдущего разговора.
– Да нет, – отмахнулся Петр Францевич. – Хотя – да, дружны, но речь не о том. Мне как медику страшно. Я всегда был уверен в том, что для медицины нет понятия «невозможно». Любая болезнь – это лишь предмет научного исследования. Даже если ее невозможно вылечить, то, как минимум, можно диагностировать, систематизировать и классифицировать. А сейчас я столкнулся с тем, что лежит по другую сторону научных познаний, понимаете? С чем-то, против чего бессильны лучшие из лучших. Это рушит все, во что я верил. Александр, поверьте, то, чем я занимаюсь сегодня, почти перечеркивает мою предыдущую жизнь, в которой я был врачом, человеком науки. Яна – нет, она деловая женщина, она мозг и сердце нашего дела, собственно, на ней держится бизнес. Не на мне. Я – клиницист, был им и остаюсь.