— Может быть…
Пытаюсь устраниться из этого похода, но Андрей одними губами говорит: «Нет».
— Идем, — наконец, решает Соня, прежде чем взять его за руку.
А Андрей подставляет мне локоть, за который я осторожно берусь сразу двумя руками.
Не знаю, о чем у них был разговор, но девочка не произносит ни слова, хоть ее взгляд не сулит мне ничего хорошего.
В конце концов, я знала, что с чужими детьми бывает легко только в книгах и фильмах.
Через час мы уже вовсю уплетаем огромную пиццу, и Соня «милостиво» разрешает мне выбрать для нее второй и третий ломтик, которые помещаются в маленьком человечке с ошеломительной быстротой. Андрей шутит, что если бы бегемоты были на вкус, как пицца или шоколад, Соня расправлялась бы с ними за пару часов, а малышка тут же начинает забрасывать его вопросами, какие на вкус бегемоты.
Это странно: чувствовать себя допущенной в закрытые отношения отца и дочери, которые много лет жили одни и научились никого к себе не подпускать, потому что так проще и спокойнее. Андрей никогда не говорил об это прямо, но некоторые слова хорошо читаются между строк. Хотя бы это их коронное: «Мы сами по себе». Я ведь тоже была «сама по себе» и сторонилась всего, что может причинить боль. Не самая правильная защитная реакция, но так мне было проще. И так было проще им.
— Что ты будешь делать с мамой Сони? — аккуратно, надеясь, что не захожу на опасную территорию, спрашиваю я, когда девочка занимает место за игровым столом и вооружается карандашами. В зале довольно шумно и играет музыка, поэтому она не может нас слышать, хоть сидит на расстоянии всего пары метров. — Я могу чем-то помочь?
Глупый вопрос. Чем я могу помочь, если совсем не разбираюсь в законодательстве и вообще чистый гуманитарий. Только быть моральной поддержкой, если нужно.
— Да, маленькая, можешь, — неожиданно говорит Андрей, и улыбки на его губах больше нет. — Хоть я не имею права просить тебя о таком и хочу, чтобы ты знала: ты имеешь полное право сказать «нет».
— После такого вступления я жду как минимум предложения стать твоей Бонни, Клайд, — пытаюсь пошутить я, потому что градус напряжения холодным осколком оседает на дно живота.
— Хуже, — не очень весело улыбается он. — Я предлагаю тебе стать моей женой.
Я сглатываю так выразительно и громко, что во внезапной паузе — почему вдруг все замолчали и на телевизоре перерыв между клипами?! — смех Андрея кажется оглушающе громким. А ведь он просто хмыкнул!
Глава тридцать восьмая: Андрей
«Все будет проще, если у тебя будет образ примерного отца, мужа и вообще классного позитивного мужика», — сказал Антон, когда я битый час матерился и ругался по телефону, пытаясь передать как «безмерно рад» возвращению Яны и ее проклюнувшемуся материнскому инстинкту. Насчет последнего у меня была лишь злая ирония, потому что только долбоеб поверил бы в материнский инстинкт после того, как женщина даже ни разу не попыталась увидеть своего ребенка. И когда я сказал об этом, брат резонно заметил, что если она разнюхивала мою личную жизнь, то, вероятнее всего, у нее достаточно фотографий Сони со всех возможных ракурсов.