И чем больше я затягиваю с вопросом, тем меньше сил остается на всплытие из болота, куда меня утаскивает гирей под названием «Бывшая: да или нет?» Прямо заголовок для эпатажного ток-шоу.
Но шаг сделан и, судя по голосу Андрея, откуда мигом выветривается вся игривость и приятная хрипотца, сейчас он не примет мое отступление.
Поэтому мысленно желаю себе удачи и начинаю издалека. Даже не особо слежу, куда несут ноги: благо, дорога ровная, и снег немного прекратился, а фонарей достаточно, чтобы не бояться случайных провожатых. То, что нужно, чтобы не чувствовать себя приговоренной у стены.
Я рассказываю о Наташе. О том, что она моя лучшая подруга и что занимает особое место в моей жизни. Рассказываю, как по-глупому рассказала ей о своем «мужчине из интернета», потому что меня распирало от счастья, от радости, от удовольствия, что, наконец, и в моей жизни случилось волшебство. Причем не хуже тех, что я описываю в своих книгах. Потом рассказываю, как Наташа из благих побуждений решила устроить блиц-проверку.
— Даже интересно, что нарыла твоя длинноносая подруга, — ехидничает Андрей, и я молча проглатываю заслуженную обиду.
— Она нашла… тебя.
— Да я понял. Дай угадаю: нарыла что-то такое, после чего ты замолчала? Решила, что я моральный урод и не стою твоего драгоценного внимания?
— Андрей, пожалуйста…
Я останавливаюсь в желтом круге снега и прижимаюсь лбом к фонарному столбу. Озноб пробирает направленной волной снизу-вверх, застревает в животе ножевым ранением, потому что только сейчас до меня вдруг доходит, что через несколько минут все может закончиться. Опять. И на этот раз навсегда. Что скажет человек, когда узнает, что чьи-то слишком бойкие подруги рылись в его мусорном ведре и мыли кости? Не уверена, что знаю, что бы ответила я. А у Андрея, хоть он и кажется милым, тяжелый характер. Это читается между строк даже без увеличительного стекла.
— Йори, ответь.
— Она нашла страницу твоей бывшей, нашла там твои фотографии с ней, твои комментарии под этими фотографиями. — Я говорю слишком быстро, потому что малейшая заминка намертво закроет мне рот. Это как бежать на износ: нельзя останавливаться, даже если в легких не остается кислорода, потому что сил подняться уже не будет. — Это все было очень похоже на… как будто…
Не могу, просто не могу и все.
Мимо проходит сердобольная старушка, останавливается узнать, все ли у меня хорошо, и, когда я говорю, что у меня просто рана в голове и пузырька зеленки не хватит, чтобы ее вылечить, в трубке раздается громкий хохот Андрея. Тот самый смех, от которого мое несчастное сердце превращается в Сатурн с кольцами из радуги.