— Слыхали, брат нашелся!
За гостями втиснулся Иван. Подхватил сына с полу, забросил на теплую печь. Острожная избенка была так полна народом, что хозяйка с облегчением в лице села в красном углу. Иван строго напомнил ей про стол. Она вскочила.
— Сидите уж, — трубно проголосила Капа. — Говорите! Сами баню истопим, пива принесем.
Угрюма подтолкнули в красный угол. Место у печки освободилось. Сорокины сели на лавку против него. Уставились на промышленного с любопытством. Угрюм отвечал односложно, неинтересно.
— Был где-то. А где, и не знаю. Шли рекой, потом притоком. Промышляли. То ли татары, то ли киргизы напали, пленили. Долго везли куда-то степью.
Меченка слушала его вполуха, передвигала котел с места на место. На столе так ничего и не появлялось. Вскоре братья Сорокины ушли с обиженными лицами. Колесников посидел еще, дотошно выспрашивая про места, где бывал гость, про тамошние народы. Поймал Угрюма на лжи:
— Ты ведь только что говорил, что промышляли на Тунгуске, а почему пленили на Каче?
Угрюм сделал свое лицо тупым, а глаза мутными. Помолчав, признался:
— С тех пор как кистенем по башке вдарили, чего-то помню, а чего-то не помню. Где-то на Каче, наверное, промышляли.
Вернулась Капитолина. Принесла свежего хлеба.
— Перед баней не наедайся, — пророкотала ласково. — Подкрепись только. Попаришься, после накормим.
Поев принесенного хлеба с квасом, Угрюм снова поднял усталые глаза на пытливого стрельца, который все еще ерзал на лавке.
— Умучал бедного! — взревела на мужа Капа. — Дай отдохнуть с дороги!
— Не ори, дура! Оглохнем! — огрызнулся Васька, но вопросов больше не задавал.
Подошла баня. Иван потянул брата за собой. У дверей, из-за которых клубами валил пар, оба скинули одежду, влезли на полок.
— Как спина у тебя разукрашена? — удивился Угрюм.
— А ты и не знал? — тоскливо опустил глаза Иван. Тряхнул бородой. — Откуда? Все врозь да врозь. Доля нам такая, что ли? Все братья как братья! А мы. — Вздохнул, поскабливая ногтями розовеющую кожу, пожаловался: — Ты матери не помнишь. А я, прости господи, смолоду все думал: ни за что не женюсь на девке, если будет на нее похожа. А вот ведь досталась жена и криклива, и ленива, и жадна!
Про шрамы от кнута и сабель не сказано было ни слова, про то, как досталась Ивану в жены Меченка, — тоже. Угрюм не спрашивал, Иван не вспоминал. Напарившись, они вернулись в дом. Стол был накрыт. Братьев терпеливо ждал весь острог во главе с приказным стариком. Боком-боком, гость с хозяином едва втиснулись за стол.
Отдохнув, отряд атамана Василия Алексеева ушел по зимнику на Енисейский острог. Иван записал брата Егория-Угрюма гулящим человеком из промышленных сибирских людей, оплатил за него годовую пошлину. За прокорм брал его с собой и посылал на работы со служилыми. Он привыкал к младшему, наблюдал за ним и все удивлялся, как ловко тот умел прикинуться глупым или врал так нескладно, что слушатели начинали плеваться, корить Ивана. Тот разводил руками, хмуро спрашивал недовольных: