Разящий клинок (Кэмерон) - страница 366

Вот только у Шипа не было матрон.

А сам он был здесь. Шип прибыл, переодетый в Знатока Языков.

– То, что вы совершили, сделано для меня и вашего народа, – молвил он. Затем подошел и грациозно преклонил колени у трупа женщины, погибшей последней. – Согласитесь, ужасно? Она была личностью, а вы превратили ее в вещь. – Он встал. И улыбнулся. – Слушайте, мои воины! Мы делаем это ради спасения остальных. После Непан’ха ни один город не окажет мне сопротивления. Это спасет много жизней, включая ваши. Но не только – еще и других женщин, других младенцев.

Он проследовал через каменные завалы и горящие шкуры ко входу, где лежал труп Прыгучей Форели, так и сжимавшей в руках здоровенный топор.

– Она поступила глупо, когда оскорбила Ота Квана, и глупо вдвойне, когда не покорилась, и в гибели всех этих людей повинна она, а не вы. Принимая командование, вождь берет на себя и вину. Вина, которую вы испытываете, лежит на этой толстухе. Так помочитесь на нее – излейте на нее свои соки и избавьтесь от того, что ей причитается. – Он блаженно улыбнулся. – Вы, пришедшие из-за Стены, много лет почитали трупы ваших врагов. Довольно! Позорьте их как предателей и глупцов! Мы следуем Путем с большой буквы. Хватит миндальничать! Ожесточитесь. Доверьтесь мне в этом!

Знаток поступил по его слову – помедлил и окатил труп длинной струей; толстуха как будто слегка подтаяла, а воины вдруг обступили ее толпой, чтобы сделать то же, а сделав – обнаружили, что бесстыдство затуманилось в памяти.

Знаток Языков улыбнулся. «До чего же просто пользоваться людьми, – подумал он. – Я превращу их в животных, и тогда они приживутся в землях Диких».

Он раскрутил свой огромный плащ из волчьих шкур и пропал.

Воины же возликовали, а рхуки взревели.

Кевин Орли был бы рад удовлетвориться. Но он невольно спросил себя, почему колдун не задержался исцелить его раненых. И его личное воспоминание о взятии селения осталось нетронутым.

Шип покинул своих людей, слегка содрогнувшись от отвращения, как врач, закрывающий склянку с пиявками, и вернулся через эфир в место силы.

Затем он день прикидывал и наблюдал. Первый из его особенных мотыльков собрался вылупиться, и в нужный момент его следовало поймать, чтобы закончить формирование его мощи. Или так он себе внушал, тогда как другая часть его могучего и хитромудрого рассудка признавала, что ему просто хотелось присутствовать при рождении своего творения.

Он наблюдал за Гауз и графом. Смотрел, как она танцует обнаженной, расходуя энергию, как воду. Видел ее ворожбу и был и раздосадован, и потрясен, и преображен. Он выслал новых мотыльков, а потом еще – пусть наблюдают за ней во всех ракурсах и во всех жизненных проявлениях.