– Я и не подозревала, как остро буду тосковать по Гармодию, – сказала королева. – Мне его не хватает. – Она встала. – Бекка, я была неосторожна и почти обессилела. Пойдем наверх, к свету, пока не явилось какое-нибудь зло.
– Дикие? – встрепенулась Альмспенд.
– Старше и гораздо злее. – Королева воздела свои амулеты. – Идем!
Альмспенд смела все частные заметки Планжере за год в древнюю плетеную корзину и сказала:
– После вас, миледи.
В коридоре лежали густые тени. Слишком густые. Казалось, что сам свет отхлынул от краев туннеля, несмотря на факелы, которые обе зажгли на ходу.
– Здесь что-то гнусное, – сказала королева. – Пресвятая Мария, не оставь меня.
Она подняла руку, и та снова окуталась мягким золотистым сиянием. Тени отступили.
– Что происходит? – спросила Альмспенд.
– Понятия не имею, – сказала королева, и они быстро пошли по коридору, гонимые страхом.
Но что-то шептало в темноте, а факелы позади гасли сами собой. Темнота за спиной стала кромешной и начала смыкаться.
Королева развернулась и взяла себя в руки.
– Fiat lux! – воззвала она по-латыни. – Да будет свет!
Свет, призванный ею, разжегся вокруг нее, как сплоченное войско.
Альмспенд положила левую руку на правую королевы и отдала ей всю потенциальную силу, какую наскребла. Правой же она выставила прочнейший заслон против готовой обрушиться тьмы.
Тьма пала, как ночь, и нечто, чем бы оно ни было, врезалось в магический барьер – местами согнуло его, местами смяло, обрушило одни чары, обошло другие…
Но женщин не затопило. Оно замедлило ход, и само это замедление неумолимого натиска укрепило их сопротивление. Ни слова не говоря и ни мысли не думая, они сомкнули волю, и между ними образовалась та связь, что бывает лишь у самых верных друзей, а теплый золотистый свет королевской силы покатился, земной и свежий, как в солнечный летний день, во мрак, где и был поглощен, но не без последствий.
Тьма преодолела заслон Альмспенд, и ее правая рука исчезла в ледяном холоде – а воля не дрогнула. Альмспенд выдержала и продолжила ворожбу в глубине лабиринтов своего беломраморного Дворца воспоминаний.
Королева вздохнула и распахнула мраку объятия.
И он бежал.
Обе долго стояли, содрогаясь от потоков силы и от подавленного страха под биение сердца, то частое, то замирающее.
– О Пресвятая Дева! Бекка, бедная твоя рука! – воскликнула королева.
Кисть Альмспенд была мертвенно-белой, а место, где тьму повернули вспять, – пограничная линия их победы – обозначилось как бы загаром.
Бекка Альмспенд посмотрела на свою руку и постигла имя зла, сокрытое в камне.