«Это просто кусающаяся черепаха», – заверил он сам себя.
Однако по мере того, как солнце всходило над горами и лесами, сэр Джон пришел к мысли, что кусающаяся черепаха, выдра, бобер и даже форель – такие же порождения Диких, как ирк, боглин или тролль.
Он посмеялся над собой, закинул первую за сегодня рыбину в сеть-мешок, привязал его к колышку и осторожно погрузил в воду, чтобы не проворонить, если черепаха вознамерится украсть его добычу. У него было копье. При необходимости он всегда сможет ее убить.
– Обожаю Диких, – громко сказал сэр Джон.
И снова закинул удочку.
Поместье Мидлхилл никогда не было большим, по сути, его содержали только ради обслуживания одного-единственного рыцаря. Так продолжалось уже девяносто лет. Хелевайз Катберт стояла у руин своей сторожки, прижав язык к зубам, чтобы не разрыдаться, а ее младшая дочь подошла к дому гораздо ближе, чем она сама за многие годы.
Рыцари ордена Святого Фомы утверждали, что люди могут, не опасаясь, вернуться в свои дома на севере. За возвращение им хорошо заплатили инструментами и зерном. Хелевайз посмотрела на свой особняк, который теперь больше смахивал на череп недавно убитого человека – камни почернели из-за пожара, а некогда изумрудно-зеленый сад был завален разорванными гобеленами и ошметками белья. Стекла, купленные вместе с рамами в Харндоне и являвшие собой особую семейную ценность, были разбиты; огромная дубовая дверь валялась на земле, а сквозь ее маленькое зарешеченное оконце пробивался росток боярышника.
За ней стояли еще двадцать женщин. Все вдовы. Их мужья погибли, защищая Южную переправу, Альбинкирк и города поменьше к югу и западу от него: Хоксхэд, Кентмир, Сорейс.
В общем вздохе женщин слышались похоронные причитания.
Наконец Хелевайз взяла себя в руки и подняла с земли котомку. Она улыбнулась дочери, и та вернула ей улыбку с жизнерадостностью, столь присущей девятнадцатилетним.
– Не откладывай на завтра то, что можно починить сегодня, – заметила женщина. – Сама собой работа не сделается.
Ее дочь Филиппа помотала головой – ночной кошмар любой матери – и выдавила:
– Как скажешь, мама.
– По-твоему, лучше сдаться? Год или два работы, и мы снова встанем на ноги. Или же мы можем отправиться в Лорику, где Катберты будут считать нас бедными родственниками. Там со временем ты станешь так и не вышедшей замуж тетушкой.
Филиппа посмотрела на свои ноги, к слову, довольно красивые. На шнурках ее обуви висели бронзовые наконечники, блестевшие при ходьбе. Девушка улыбнулась собственным мыслям.
– Полагаю, мне бы это не слишком понравилось, – сказала она, подумав кое о ком из парней в Лорике. – К тому же мы все равно уже здесь. Так что давай работать.