– Присаживайся, – кивнула Нина Филипповна и занялась чайником.
Небольшой квадратный стол из голубого вытертого ламината стоял в углу, рядом с окном. Возле него ждали своих седоков два деревянных стула, крашенных голубенькой, в тон стола, масляной краской. На сиденьях лежали вышитые подушки, а спинки пестрели наклеенными на них картинками, сплошь цветы, одиночные и в букетах, а сверху этот декупаж покрывал слой лака. «Интересно, – подумал Вениамин, – это она сама творчеством занимается?»
Он ненадолго замешкался, решая, который из двух стульев выбрать. Выбор пал на тот, который был ближе к двери. Веня сел, положил больную руку на колени и, прижавшись плечом к краю стола, надежно ее в таком положении зафиксировал. Ему все казалось, что руку что-то может потревожить, чего не хотелось. Место, им выбранное, оказалось удобным, и кухня на виду, и коридор под контролем, и крупной хозяйке суетиться на маленьком пятачке он не мешал. Оглянувшись на него, Нина Филипповна улыбнулась:
– Мой, в смысле Алексей Фомич, тоже всегда здесь сидел, его это место. Вот все-таки мужики, ну во всем почти одинаковые, как под копирку сделаны. А мне, например, вот на этом сидеть удобней. – И она кивком указала на второй стул. – Он и покрепче будет. Ты какое варенье любишь?
– Мариновое, – сказал Веня и смутился, осознав вдруг, вдогон, что сказал глупость. Просто озвучил, что крутилось на языке.
Нина Филипповна посмотрела на него удивленно широко раскрытыми глазами, наклонив голову, будто поверх очков, но, догадываясь, видимо, о чем-то, с расспросами не полезла.
– Ну, маринового, положим, не припасено, – только и сказала, – а вот земляничное есть.
На столе появились пузатый заварочный чайник, фарфоровый, красный в крупный белый горох, и такие же чашки на блюдцах, розетки с вареньем, чайные ложечки и квадратная ваза из каленого стекла, наполненная смесью из сушек с маком, печенья песочного, сухариков с изюмом и тому подобных вкусностей, так любимых Веней. Розетки хозяйка доверху наполнила земляничным вареньем. Тем самым. С запахом и ароматом.
– Ой, Нина Филипповна… – только и нашелся сказать Веня. Глаза его наполнились слезами от созерцания всего этого великолепия родом из детства. И виденного в последний раз, как ни странно, тогда же. Веня тут же устыдился нахлынувших воспоминаний.
– Ну, не стесняйся, – подбодрила его Нина Филипповна, наполнив чаем его чашку и передвинув розетку с вареньем к нему поближе.
Веня не заставил упрашивать себя дважды. Когда через пять минут он поднял глаза от пустой чашки, в которую по ходу трапезы хозяйка подливала чаек по мере необходимости, розетка перед ним была пуста, а ваза ополовинена. Нина же Филипповна, посасывая ложку, смотрела на него с умилением. Веня икнул и облизнул сладкие губы.