Потеря Саши, стало для меня болезненным ударом в спину, впервые за столько лет заставив расплакаться, как маленькую девочку. Я кричала, срывая голос, зовя своего возлюбленного. Меня несколько раз пытались поднять, но не получалось, да и сама не хотела этого. После той истерики, очнулась лишь через пару дней в горячке. Тело было слабым, голова кружилась и болела, руки тряслись, ноги не держали. Однако, я заставила себя подняться и пойти на похороны того, кто стал мне небезразличен. Ко мне приходили сестра и брат, хотели заставить остаться в постели, но я лишь упрямо вставала, вновь и вновь. Когда пришел Пётр, то только головой покачал, одел, как куклу, и, подхватив на руки, понёс из комнаты. Было тепло и уютно, но всё равно холодно, даже не знаю, как так получалось.
Придя на похороны в середине процесса, мы ненадолго прервали священника, который зачитывал свои зазубренные строчки, вставая на место. Геннадиевич поставил меня рядом с собой, чуть прижимая к своему крепкому боку, давая понять, что я не одна. После пошёл дождь. Он будто разделял моё горе. Через пару секунд понимаю, что слезы застилают глаза и, не удержавшись, обнимаю капитана, прижимаясь к крепкой груди. Он молчал, обнимая в ответ, гладил по спине, голове, плечам в знак поддержки.
Тогда впервые я заболела. Аппетита не было, меня от всего тошнило, пару раз вырвало. Командир молчал, менял компрессы, поил лекарствами, помогал принять ванну, относя туда, усаживая и уходя. Я точно могу поручиться, что он всегда стоял за дверью и наблюдал за моими флегматичными движениями. Было плохо, хочется злиться, но злости не было, хочется рвать, метать, но силы отсутствовали. Все погрузилось в какую-то серую пучину безысходности, отчаяния. Одним словом, депрессия.
— Ну же, сестра… — доносилось со стороны, но двигаться не хотелось. Знаю, что причиняла боль, но даже пальцем пошевелить не было сил. А ещё было очень холодно.
— Командир, — прохрипела, не узнав свой собственный голос. В комнате никого не было, но я точно знала, что мужчина рядом, стоит только позвать. Так и есть, через минуту Геннадиевич уже садится рядом на постель, обнимая меня, и становилось спокойней и теплее. Я ещё помню то чувство, когда потеряла сознание там, на кладбище, в его объятиях, вцепившись в его шинель, словно клещ, не желая отпускать. И он не отпустил, не оставил одну замерзать в кровати, а потом приходил, когда мне снились кошмары про отца, мать, умерших на моих глазах бойцов. — Спасибо, — прошептала, вкладывая в голос всю свою благодарность от его поддержки.