Эх, дороги, пыль да туман…—
пропел Сергей, стараясь казаться веселым.
Володя развернул сверток, который всучила ему Анюта, и улыбнулся: два металлических футляра с выдавленными на крышках богатырями лежали в нем и два почтовых набора. В каждом записка: «Не забывайте наши адреса».
— Ничего себе презент для некурящих, — сказал Володя, подергав портсигарные резинки. — Гляди, Серега! Что она, нас с Аликом Окладниковым спутала?
— Да-а, — рассеянно ответил Сергей. — Пойдем поспим. Приедем в три часа ночи. Надо силы беречь, форму…
Матрацев в общем вагоне не полагалось, а те, что были, проводница раздала пассажирам с детьми. Она по-прежнему ворчала на каждого.
Володя и Сергей растянулись на верхних полках. Закинув за голову руки, Володя думал о будущем: рев моторов и свист пурги, тяжелые унты из волчьего меха, планшет с картой, бьющий сзади по бедру, в наушниках — слова команд, а где-то далеко внизу — дома, как спичечные коробки, и желтые прямоугольники полей…
В училище все оказалось не таким, как это представлялось в дороге, не было ни планшетов, ни унт.
Поступающих ожидало две комиссии — мандатная и медицинская, — а потом экзамены. Ребята, приехавшие поступать повторно, — а их было несколько человек, — распускали слухи о придирчивости и дотошности комиссий и о сверхсвирепых экзаменаторах. Володя понимал, что этими преувеличениями они хотели оправдать свои прошлогодние неудачи, но робость все равно потихоньку овладевала им. Сергей бодрился и, помня о своей роли опекуна, старался, как мог, передать часть своей чуточку наигранной бодрости другу.
— Крепись, Морковка, — говорил он, хлопая Володю по спине. — Надо сделать так, чтобы мы попали в одно отделение и спали рядом. Четыре года вместе, представляешь? А потом попросимся в одну часть. Так можно, я знаю!
И пел, подмигивая, как заговорщик:
Служили два друга в одном полку.
Пой песню, пой…
Послужить в одном полку им, однако, не довелось.
Все произошло быстро и нелепо.
В тот день выносила свои приговоры медицинская комиссия. Непривычно и странно было видеть врачей, одетых в военную форму, которая виднелась из-под халатов. В медицинской комиссии была всего одна женщина. Она каждый день приходила в новом платье. Шепотом сообщали, что она доцент и «светило».
Володя, признанный здоровым и годным, сидел на своей кровати. Кровати стояли в спортивном зале — одинаковые, впритык к друг другу. Сидеть на них запрещалось, но дело уже было под вечер, и Володя запретом пренебрег. «Мы же еще не военные, — рассудил он, — а столов все равно нет».
Он написал отцу коротенькое письмо и заклеил конверт, взяв его из почтового набора, подаренного Анютой. Конверты из набора были длиннее обычных и праздничнее — с яркими большими марками. Они больше подходили для длинных, с лирикой, любовных посланий, чем для коротеньких вестей: «Прошел комиссию, все в порядке», — и Володя задумался, не написать ли Оле.