Не на Славку, которого считал «недоделанным», а на Сеню-коменданта. «Нарочно недоделанного подселил, — думал он, содрогаясь от гнева и обиды. — Никакой жизни не дает, гад помороженный!..»
* * *
И вот этот Сеня, вместо того чтобы встать в очередь, как это сделали все порядочные люди, или подождать день и получить деньги завтра, как это практиковалось путевыми мастерами и аристократией из конторы, — вместо всего этого Сеня полез к кассе без очереди, ругаясь в голос и распихивая безответную молодежь, которая его боялась.
— Нет, ты куда это? — спросил Митрофан Капитонович, закипая от воспоминаний о давних обидах.
Сеня не ответил, только не оборачиваясь досадливо дернул плечом.
— Не пойдешь, гад! — вскричал Митрофан Капитонович голосом, сиплым от мороза и возмущения.
— Мне акт подписать, — объяснил Сеня, обращаясь не к Митрофану Капитоновичу, а к очереди.
— Это какой такой еще акт? — пробиваясь вперед, взвизгнул Митрофан Капитонович.
Сеня-комендант показал очереди какую-то несолидную бумажку, зажатую в беспалой руке, и втиснулся в дверь конторы, придавив ею двух робких толстушек в завязанных под горлом треухах.
— Акт?! — взревел Митрофан Капитонович вернувшимся голосом. — Очередь соблюдай! — И кинулся за Сеней следом.
Очередь непонятно загудела. Кассир Петрусенко, заслышав шум, немедленно прекратил выдачу денег и захлопнул свою бойницу — он работал на Севере давно и видал виды. Очередь зашумела громче, недовольные начали браниться в голос.
В тепле и духоте конторы Митрофан Капитонович немедленно растерял весь пыл и уверенность в собственной правоте.
— Соблюдай… — тихо повторил он и притянул дверь поплотнее.
Сеня-комендант, нагло улыбаясь, остановился и почесал шелушащуюся щеку углом бумажки, той самой несолидной, которую показывал очереди. «Змей! — подумал Митрофан Капитонович, с ненавистью глядя на эту похожую на ободранный рыбий бок щеку. — Вот змей! Короста на нашу голову…»
Кассир Петрусенко приоткрыл дверь своего отсека, бронированного холодной сталью три, и предусмотрительно выставил вперед свою объемистую ногу в роскошной белой бурке, отделанной коричневой кожей. Он, многоопытный, быстро сообразил, в чем дело, и с веселой укоризной покачал головой.
— Что такое стряслось? Чем это вы, товарищ Кортунов, так возмущаетесь? — спросил он, улыбаясь и показывая влажные золотые коронки. — Я на вас, честно сказать, всегда удивляюсь: такой солидный человек, а мерзнете там с сопляками…
Митрофан Капитонович с великими трудами отодрал взгляд от ненавистного Сени.
— Я — как все, — сутулясь от смущения, ответил он.