— Смотри, ха-алеры! А то повторю сеанс!..
Ещё наш труд очень облегчил плотник дядя Лёша Лялякин. Он выхлопотал у Зеленхоза, которому принадлежали эти поля гречихи и люцерны, жердей и целую неделю огораживал стойло. И всё у него получалось просто и добротно: он затёсывал жерди и крепил их проволокой прямо к старым дубам. Как-то дядю Лёшу допекла жара и он разделся. И мы сразу поняли, почему плотнику платят пенсию, хотя он и работает.
У дяди Лёши одна нога была тоньше; от колена к паху полз рваный шрам, стянутый, как шипами, следом от швов. А на груди зияла ещё одна зажившая рана, чем-то схожая на силуэт груши. И синяя кожица, затягивающая её, казалась тонкой, как ледок, и колыхалась, словно дышала. Наверное, потому дяде Лёше нельзя было поднимать тяжестей и люди в посёлке поговаривали, что он недолгий жилец.
Но пока дядя Лёша был весёлый и бодрый, если не считать тех вечеров, когда ему навстречу попадалась бутылка «московской сорокаградусной». Уж очень трудно было перед нею устоять, и дядя Лёша начинал рыться в карманах и всегда находил на водку деньги.
Утром он, правда, проклинал себя и всё на свете и обливал голову холодной водой или пил огуречный рассол.
Итак, дядя Лёша огородил наше стойло и, уходя, сказал:
— Ну вот, ребята, вам и загон. И можете замкнуть своих красавиц на эту жёрдочку.
И он показал, как это нужно сделать. И, похлопав нас по худым плечикам, добавил:
— А сами можете теперь тоже подремать в полдень. А то устаёте ведь.
Мы, конечно, сказали ему спасибо, так как сделал он это доброе дело не только для того, чтобы уберечь посевы, но и для нас — для облегчения нашего труда. И в обеденные часы, когда коровы отдыхали и их доили хозяйки, мы любили теперь поваляться на травке и помечтать.
Колька всё время спрашивал:
— Как это держатся в небе самолёты?
— При помощи винта и крыльев, — отвечал я, хотя как это происходит, толком не знал.
— Чудно! — улыбался Грач и вздыхал: — Полетать бы хоть раз. На «ястребке».
Я не разделял его желаний: мне хотелось путешествовать пешком, как деды, увидеть Уссурийскую тайгу и тундру и, конечно, жаркие страны. А во сне часто снились слоны. Я разговаривал с ними, как с людьми, и кормил хлебом. Или пас их, как коровье стадо. Кстати, идею доверить нам скот высказал лесник Портянкин.
— Мальчишки выросли… — говорил он. — Пора их приобщать к труду. Труд — он воспитывает.
Но мы-то понимали, что за бестия лесник Портянкин. Он бы нас, всех мальчишек, не то что пасти коров, он бы нас сослал куда-нибудь подальше от своих бахчей. Ведь мы подросли и дед Архип уже не в состоянии был уследить за нами. И бахча от нас заметно страдала.