– Уходи, – попросила Ангелина маленького водяного духа, который бодро бегал вокруг, потом залез на руки прохладным комочком, прижался. Красные глаза уставились на нее с обидой и непониманием. – Вода закончилась, – объяснила она ему, как ребенку. Впрочем, он ведь и есть ребенок. Сухой воздух сжимал горло, и Ани почти сипела, закашлялась, умоляюще глядя на щенка. – Погибнем оба. Пока ночь, иди обратно, ищи подземную реку. Иди, кому говорю!
Тер-сели лизнул ее в шею, соскочил с рук и побежал прочь по темному бархану. Ани откинулась на песок и слабо улыбнулась первым белым звездам. Она сейчас отдохнет немного и пойдет дальше. Ночью. Если и умирать, то в движении. Пока борешься – всегда есть надежда.
Глаза закрывались сами собой, и тела касался низкий сухой ветер, бросая на нее жалящие песчинки. Вставать не хотелось. Наверное, так чувствовали себя сами Пески, когда-то живые и полные влаги, а ныне иссушенные, истерзанные солнцем.
Шуршит, шелестит бесконечный суховей пустыни. Ангелины еще не было, а он пел здесь, и не станет ее, а он все будет мести тихой поземкой или реветь и крутить песчаными бурями на полнеба, когда желтая взбитая пелена встает мутной стеной и гонит синеву перед собой, меняя облик пустыни.
Если заснет, равнодушный песок перешагнет через нее сыпучим холмиком и потечет дальше. Надо вставать и идти.
Принцесса поднялась, натянула рубаху, штаны, медленно, как старушка, – больно было наклоняться, да и голова кружилась от слабости. Сколько же дней она идет? Вечность? Надела на шею амулет Нории, прихватила пустой бурдюк и, прикрыв глаза, снова определила, в каком направлении двигаться. И пошла бы, если бы не вернувшийся взбудораженный щенок. Он прыгнул на нее сзади, ухватил за штанину, потянул куда-то в сторону, да с такой силой, что принцесса едва не упала. Посмотрела на него устало – водяной дух припадал на передние лапы, поскуливал, снова тяпал ее за штанину, тянул. И пошла за ним. Тяжело, медленно, карабкаясь вверх по барханам, падая без сил, судорожно хватая воздух саднящим горлом, оттирая песок, попадающий в нос и глаза, которые уже почти ничего не видели.
Шла и шла, на последних каплях воли, на голом упрямстве, на смутной надежде. Час? Или много часов? И казалось уже, что не способна даже на шаг, и все равно делала его, следя за поднимающейся ногой с равнодушным любопытством, будто не с ней все это происходило. И жалко себя не было. Было все равно. Как все равно было ярким мигающим звездам, медленно вращающимся вокруг нее.
Под ногами стало холодно, что-то кольнуло – ступня поехала, и принцесса упала. Открыла рот – туда хлынула вода, и сама она лежала в воде, о боги, в воде! У ее глаз с визгом плескался тер-сели, как утенок, нырял и выныривал, обдавая ее теплыми брызгами.