Джентльмен-капитан (Дэвис) - страница 10

— Йа, миледи Рейвенсден, они в добром здравии. Отец собирается стать бургомистром Веере в этом году или в следующем. Матушку беспокоят катар и подагра, но в остальном…

— Как и всех нас, Корнелис, в нашем–то возрасте — ответила моя мать, пресекая дальнейшее обсуждение симптомов фрау Ван–дер–Эйде со всей присущей ей любезностью.

Она не отличалась терпением, даже когда была самой стройной и яркой красавицей при дворе, теперь же — с согбенной артритом спиной и негнущимися пальцами — не прощала слабостей никому. Моя матушка посмотрела на своего зятя, слегка склонив голову набок, в манере, обычно приберегаемой для особо нудных арендаторов или для Корнелии. Тот редкий и желанный случай, подумал я с горечью, когда они могут сосредоточить общий огонь на госте, вместо того чтобы обмениваться колкостями друг с другом. Мгновение она хранила молчание, потом взглянула в свою тарелку и, очевидно, решила, что осталась лишь одна тема для разговора, способная удержать его от возвращения к флоту, политике или семейству Ван–дер–Эйде.

— Каплун вам по вкусу, смею надеяться?

Само собой, мнение зятя о каплуне её нисколько не интересовало. Хотя мать никогда не озвучивала своих взглядов, я подозревал, что почти с первых минут она сожалела, что позволила младшему сыну взять невесту из этого рода бюргеров.

Рождённый от отчаяния и нужды Квинтонов в беспросветные дни изгнания, брачный контракт обеспечил семье Ван–дер–Эйде кровное родство с английской аристократией, позволив чуть с большей гордостью прогуливаться к собору в Веере каждое воскресенье. По правде говоря, мне досталась такая милая, остроумная, музыкальная и преданная супруга, совершенно не похожая на своих родителей и брата, что иногда у меня возникало невероятное предположение, будто фрау Ван–дер–Эйде наставила мужу рога с каким–нибудь экзотическим заморским наёмником, случайно проезжавшим через Веере осенью 1638‑го по пути на войну. Однако, хоть я и был полностью доволен Корнелией, Квинтоны так и не получили обещанного за ней доброго приданого, которое сильно поправило бы жалкое финансовое положение моей семьи. При всей своей мещанской невозмутимости, Корнелис Ван–дер–Эйде–старший оказался на удивление уклончив в этом деле. Речь всегда заходила о каких–то неясных проблемах на страховой бирже в Амстердаме или о трудностях с грузом из Смирны. Либо, в другой раз, из Батавии.

По–видимому, незнакомый с сомнениями хозяйки Корнелис Ван–дер–Эйде некоторое время подозрительно изучал то, что осталось от его порции каплуна, и просветлел, когда правильный ответ возник в его голове.