На следующий день вскоре после полудня мы подъехали к дворцу Хэмптон–корт. Это монструозное кирпичное свидетельство суетности кардинала Уолси и ненасытности отобравшего его короля Генриха больше не было любимой королевской резиденцией. Возможно потому, что ни с того ни с сего приглянулось старине Кромвелю.
Несмотря на это «пятно», наш благородный король Карл на медовый месяц выбрал его.
Мирная интерлюдия, думал я с сожалением, прежде чем король познакомит королеву с водоворотом скандалов, политики и непристойностей, что потрясли стены старого Уайтхолла. Бассет исчез, чтобы сообщить о нашем прибытии, а я в одиночестве стоял в огромном внутреннем дворе, даже не зная, насколько запачкана и покрыта пылью моя дорожная одежда. Вскоре он вернулся с Томом Чиффинчем, который коротко кивнул мне.
Бассет торопливо попрощался. Он оказался напыщенным и неулыбчивым юношей. Больше я никогда его не встречал, хотя и слышал, что несмотря на все старания стать клевретом великого человека, через три года его уделом стали лишь чума и заполненная известью могила.
Чиффинч вёл меня коридорами Хэмптон–корта, столь древними, но упорядоченными, совершенно непохожими на хаотичное переплетение Уайтхолла. Вдоль стен выстроилась привычная свита просителей и придворных, с кислыми минами из–за удаления от лондонского комфорта. На меня было направлено немало подозрительных взглядов — должно быть, я выглядел юным выскочкой, грязным после долгой поездки. Молодые дамы, надушенные и разодетые напоказ, и с декольте напоказ, посматривали на меня с любопытством, а иногда и заинтересованно. Однако мы миновали всех и вышли в парк за дворцом.
По своему обыкновению, где бы король ни останавливался, он совершал краткие прогулки среди деревьев и зелени, в строгом лёгком камзоле, пышном чёрном парике и такой же чёрной шляпе. Вокруг сновали его собаки, ни на шаг не отстававшие от величественного монарха, в то время как мрачная свита следовала за ним в отдалении. Завидев меня, король поднял руку, безмолвно приказывая своим спутникам отступить подальше, за границы слышимости. Я поклонился, и он поманил меня.
— Итак, Мэтт, — мрачно произнёс он, — ты всё–таки едва не потерял корабль.
Я глядел на него спокойно и прямо, поскольку был одним из немногих при дворе, кому хватало роста смотреть королю в глаза. Непередаваемо уродливое лицо Карла Стюарта ещё пару секунд оставалось бесстрастным и мрачным, а потом расплылось в широчайшей улыбке. Глаза заблестели, и он потрепал меня по плечу.
— Отличная работа, капитан. Богом клянусь, великолепный результат, — он ещё раз сжал мне плечо и убрал руку. — В какую ужасную историю мы тебя втянули, причём сами же её и заварили.