Буйный нрав духа и вполне реальная возможность быть убитым, заставляла шамана медлить. Он принялся вспоминать лица тех, кто отправился с ним в этот поход и навсегда остался вдоль пройденных рек. Получалось плохо. Амат злился, рычал, жаловался висящим на посохе головам, и все равно продолжал путаться. Двое из трех покинувших горы охотников мертвы, но не это бесило шамана. В вереницу лиц истинных людей упорно лезли морды двуногой дичи. Самцы, самки, детеныши. Убитые, принесенные в жертву, съеденные или замученные ради забавы. Амат тихонько заскулили, схватился за голову, пальцы наткнулись на кость шлема-черепа. Он захотел сорвать его, сбросить и растоптать, услышать хруст, разбить камнем, но не успел.
Волна обжигающей ярости пришла от покровителя. Опалила Амата, заволокла разум туманом, сжала легки и стиснула сердце, выжгла все мысли, вернула цель и смысл жизни. Следом донесся рев. Ненависть духа рвали воздух, казалось, что сама земля дрожит в страхе. Даже если бы Амат захотел, он бы не сумел рассказать о том, как выскочил из полуземлянки и добрался до поляны, на которой бушевал дух. Впрочем, к тому моменту, когда прибежали остальные охотники, покровитель уже сбавил обороты и прекратил буйствовать.
Выбравшись из неглубокой воронки призрачный медведь рыкнул и потрусил к реке. Амат же поспешил к разрытой, истоптанной земле. В отличие от соплеменников он не просто знал причину бешенства духа, но и видел ее. Ей оказалась маленькая заостренная веточка. Сейчас от нее осталась только щепки, но покровитель почуял силу врага. В такой момент убеждать его отступиться — глупость. Впрочем, Амат и не собирался делать этого, так как целиком и полностью разделял стремление духа найти и покарать.
Позже, когда он вновь смог думать и избавился от наваждения, он понял, что поступил правильно. Повелитель не оставлял выбора, именно поэтому Амат принялся готовить целебную мазь. Убитых волков с запасом хватит для восстановления физических сил, но продолжать поход с незалеченными ранами на ногах — смерть. Охотников и без того осталось слишком мало, а ушедшее со стоянки стадо двуногих многочисленно. Амата совсем не радовало понимание цены победы, и ему впервые было плевать на очистку мир от пародий на истинного человека. Он хотел, но не мог вернуться домой. Быть может, требовательный взгляд пустых глазниц с навершия посоха не позволял ему оставить тех, кто оказался здесь из-за него?
Раздавшийся под вечер вой стал неожиданным для большинства обитателей поселения. Мужчины повскакивали и похватали копья, закрутили головами. Опытные охотники могли легко определить не только направление звука, но и расстояние до его источника. Дрого, сидевший по-турецки возле железной кляксы и пытающийся очистить ее от шлаков, вскочил и переместился к высокому дереву. Миг, и вот он уже на наблюдательной площадке.