* * *
Они успели накрыть шалаш за минуту до ливня, хлынувшего как из ведра. Толкаясь, они забились в тесноту и молчали, слушая, как стучат капли по хвойной крыше.
— Ой, капает! — взвизгнула Ирина и отодвинулась от прорехи, куда затекала дождевая вода.
Чехлов потеснился, уступая ей более сухое место.
А дождь усиливался, сыпал сплошной стеной. Шумела омытая листва, и в траве пузырились лужи. Стемнело, и грозовые ослепляюще-жгучие отсветы вырывали из мглы поляну и неуклюжий шалаш, укрывший путников…
Дождь лил всю ночь и стих к утру. С первыми лучами солнца, под щебетанье птиц, насыщенный влагой и хвойным дурманом воздух засветился, заиграл радужными переливами. То сверкали, преломляя солнечный свет, капли ночного дождя. Осторожно, чтобы ненароком не разбудить спящих, Иван покинул шалаш и полной грудью вдохнул целебный лесной настой.
Перед его лицом покачивалась облезлая ветка, и на тонком изгибе пожелтевшего листа переливалась искрами прозрачная капля. Он тронул пальцем лист, капля сорвалась, и он вскрикнул, окаченный прохладным ливнем, осыпавшимся с мокрых веток.
Но неожиданный душ привел его в хорошее настроение, и, глядя вокруг, он подумал: да разве можно встретить где-нибудь еще такую красоту?
В городе? Пусть там высаживают парки, которые вроде бы должны воссоздавать для горожан частицу дикой природы. Но это обман, жалкая подделка в сравнении с великолепием оригинала. Иногда он гулял по парковым аллеям. Вроде и деревья те же, да не те. И воздух совершенно иной, и нет в нем целебности, и настроение…
Вернувшись к шалашу, он разгреб кучу нарванной травы, которой вчера, уже под дождем, укрывал рыбу. Пальцы коснулись холодной чешуи.
Он поднял лежавшего сверху карася, с опаской понюхал — не отдает ли душком? Но нет, свежий. Сказалась и прохлада, и ночной дождь.
Забравшись в шалаш, он растормошил Протасова. Протасов проснулся и сел.
— Поднимайся, — сказал ему Иван. — Будем завтракать и пойдем дальше.
Протасов приложил ладонь ко лбу свернувшейся калачиком Ольги, помрачнел.
— Что, худо?
Он молча кивнул.
— Я понимаю, — помолчав, проговорил Иван. — Болеет, тяжело ей. Но не идти нельзя. Иначе… сам понимаешь.
— Понимаю, — согласился Протасов. — Если совсем ослабеет, понесу.
Иван хлопнул его по плечу, выказывая сочувствие, дотянулся до Чехлова и потряс его.
Чехлов сонно замычал, причмокнул губами и отвернулся.
Разбуженная возней Ирина, едва протерев глаза, полезла к выходу, бесцеремонно задев Ольгину руку, и та застонала. Ирина не обернулась и тем более не извинилась, словно ничего страшного не произошло…