– Тятя доверяет только своей кехилле, хасидам. И почему – не сказал? Сказал. Тем же Глазерам. – Я хмурюсь. – А что случилось с Женей?
– Неизвестно. Пропала. Её мать с ума сходит от беспокойства. Если вы меня спросите, девчонку сманили торговцы фруктами. Слишком уж смазливы эти парни, что-то здесь нечисто. Но кто знает, может, просто загуляла девка?..
– Мне кажется, Глазеры не могли далеко уехать. Ведь они обещали тяте о нас позаботиться.
Госпожа Майзельс снова качает головой.
– Да вы не волнуйтесь, мне уже почти восемнадцать, справлюсь. Мы же вдвоём с сестрой, было бы о чём говорить.
– Восемнадцать – это маловато, – цокает она языком. – А живёте вы, почитай, в лесу. Что угодно может случиться, никто и не узнает. Приходите к нам на шаббес с сестрой, мейделе. Придёте?
Сама не замечаю, как усердно киваю головой. Довид смеётся, а я вновь краснею. Наверняка он смеётся надо мной. Не знаю, стоит ли мне сюда возвращаться?
– То есть… сначала я должна посоветоваться с Лайей. Мы вам точно не помешаем? Тогда… тогда я испеку бабку.
– Помешаете? Ни в коем случае! Правда, Довид? А бабка твоей матушки – лучшая в городе, пусть и…
– Мама! – предостерегающе повышает голос Довид.
Они как-то многозначительно переглядываются.
– Госпожа Майзельс, мне пора.
Не слишком-то хочется знать, что они будут говорить о нас с мамой, когда за мной закроется дверь. Вот почему моя матушка здесь и не прижилась: ей просто не дали возможности. Не следует обходиться с новообращёнными, будто они – чужие; нельзя ставить прошлое им в укор. Так учит тятя. Однако складывается впечатление, что, кроме него, никто подобных правил не придерживается.
В то же время какой-то части меня до всего этого нет дела. Я хочу провести свою первую субботу без родителей в кругу большой семьи с сестрой. Сесть за накрытый стол, зажечь свечи, а не куковать с Лайей в пустой хате. При мысли о еде, особенно – о мясе, рот вновь наполняется слюной.
«Уходи-ка, Либа, подобру-поздорову, пока опять не выставила себя на посмешище».
– Большое спасибо, – благодарю я.
Дверь кладовки открывается, оттуда выходит господин Майзельс. Как пить дать, он всё слышал. Мясник протягивает мне бумажный пакет, перевязанный шпагатом.
– Не надо, зачем вы! – Я таращусь на свёрток. – Тяте не понравится, что мы побираемся.
– Наришкейт, бери, бери. Я ж не милостыню тебе подаю. Вижу, у тебя в корзинке мёд?
– Мёд, – достаю горшочек, отдаю. – Спасибо! Спасибо вам огромное.
Пожимаю руку госпоже Майзельс. Она со смехом обнимает меня.
– Не за что, мейделе. Хорошо, когда в доме появляется мейделе, правда, Довид?