Девочка подобные игры любила. Могла часами перебирать камешки у порога хижины или раскладывать по длине сорванные стебли цветов. Вот и сейчас она сосредоточенно протягивала ладонь и ловила, ловила то, что поймать никак нельзя. Неудачи ее не смущали. И можно спокойно оставить ее сидеть на одеяле несколько часов – пока белое молоко, сползшее с неба, будет лежать на земле, Травка никуда не денется.
Птица продрогла. Пришлось ютиться на краю одеяла, чтобы не получить ногой по зубам от Ежа, и от неудобной позы болела спина и затекло правое плечо. Но как бы там ни было, новый день начался, и что они будут делать теперь? Снова скакать верхом до глубокой ночи?
Девушка поднялась, огляделась. Вчерашний костерок бодро потрескивал, взметая вверх хвосты пламени, рассыпал искры и смешивал горьковатый дым с белым небесным молоком. У края костра, в небольшой миске желтело тесто для лепешек, видимо, из кукурузной муки.
Появился Ог и принес воды в котелке. Угрюмый, неприветливый, уверенный в себе, он не глянул на Птицу и остальных детей. Будто их и нет, будто вовсе не красивая синеглазая девушка сейчас расплетает рядом с ним длинные черные косы, отливающие синим в бледных разводах тумана.
Охотник опустился на корточки у костра, ловко выхватил из миски кусок теста, размял его сильными ловкими пальцами и с размаху плюхнул на пристроенную на углях сковородку.
Видимо, вчерашняя ночная говорливость его закончилась, и он молчал. Его грозный меч лежал на расстеленном прямо на земле плаще, потемневший металл рукояти казался тусклым и синим. Птица тоже не произнесла ни слова. Рабы не заговаривают первыми с хозяевами, им вообще не положено говорить. Рабы должны работать.
Но Ог всю работу взял на себя. И воды принес, и хвороста натаскал. Теперь вот завтрак готовит. Что в таком случае делать девушке?
– Туман пришел с реки, – негромко сказал Ог, – это значит, что сегодня будет не так жарко.
Птица не знала, что ответить. Согласиться? Промолчать? Или вежливо произнести: «Как скажешь, господин Ог»? Хотя хозяин запретил называть его господином…
Давно уже девушка не чувствовала себя так неловко и глупо. С мамой Мабусой всегда все было ясно: были распоряжения, была работа. Она любила поговорить, рассказывать разные истории, поучить жизни. Отвечать ей не требовалось, нужно было делать свое дело. Дело всегда должно делаться – вот чему учила мама Мабуса.
А тут какое дело? Никакого дела не было. И неясно, как себя вести с новым хозяином.
Между тем, румяная, горячая лепешка испеклась и запахла так приятно, что Птица почувствовала, как резко заныл пустой желудок. Вдруг очень захотелось есть. Ничего удивительного, ведь солнце давно поднялось где-то там, за туманом. Давно уже наступило утро. Даже Травка, забыв о заманчивом белом молоке, повернулась, уставилась на сковородку и глупо открыла рот, точно надеясь, что еда попадет туда сама собой.