Я сделала глубокий вдох.
– Значит, вы хотите сказать, что я не находилась в программе защиты свидетелей с двенадцати лет. Меня похитил сын Анжело Розетти. Я права?
Диксон кивнул.
– Да.
– Это невозможно.
Кесслер, сидевший напротив меня, вздохнул. Я перевела взгляд на него.
– Вы уже знаете, что Лоренцо Розетти был убит на кухне моего дома. Я знаю, как он выглядит. Я не жила с Лоренцо. И я знакома с Данте Розетти. Мы учились в одном классе, когда я уехала. Меня не мог похитить шестиклассник.
– Тебя похитил не Данте и не Лоренцо, – возразил Диксон. – Мы считаем, что это сделал старший сын Анжело.
Я нахмурилась.
– Старшим сыном Анжело был Лоренцо.
Диксон опустил взгляд на бумажную папку, которая лежала перед ним. Он смотрел на нее секунду, словно обдумывая что-то, и затем вынул фотографию. Он молча положил ее на стол передо мной изображением вниз. Все это время он не спускал глаз с бумажной папки.
Меня напугало нежелание Диксона смотреть мне в глаза. Я взяла фотографию и похолодела.
Одну бесконечную минуту мои глаза не моргали, легкие не дышали, а сердце не билось.
С фотографии на меня смотрели четыре человека в костюмах, словно они пришли на свадьбу. Данте выглядел моложе, чем я его помнила. Глаза Лоренцо сияли и были полны озорства. Анжело выглядел так же, как и в те редкие дни, когда он забирал Данте со школы. И… Марк. Он сидел в стороне ото всех. Его густые каштановые волосы были длиннее, чем обычно, а борода – не такой густой, но это точно был он.
– Его зовут Марко Розетти.
От слов Диксона у меня сжалось сердце.
Кесслер прокашлялся и сказал:
– Это его единственная фотография, которую нам удалось найти. Он был затворником, никогда не появлялся с семьей на людях, был на домашнем обучении бо́льшую часть своей жизни. Мы мало что знаем о нем.
Я не могла оторвать глаз от фотографии. «Марк. Марко. Это невозможно».
Мама положила ладонь на мою руку.
– Саша?
Я моргнула. Судя по тому, как на меня все смотрели, меня не в первый раз позвали за последнюю минуту.
– Это он тебя держал? – Диксон кивнул на фотографию.
Я рассматривала знакомые карие глаза молодого Марка.
– Он меня не держал. Он защищал меня.
– Ей промыли мозги, – пробормотал Кесслер.
– Мне не промыли мозги! – разозлилась я. – Когда возникала угроза, он спасал меня.
– От своей собственной семьи? – с сомнением спросил Кесслер.
Диксон почти испепелил взглядом своего коллегу и повернулся ко мне. Жаль, этот взгляд невозможно было записать.
– Судя по моим догадкам, эти угрозы появлялись тогда, когда мы были наиболее близки к тому, чтобы найти тебя.