Сезон тропических дождей (Почивалов) - страница 8

— Неужели летим?

Теперь она была преисполнена ощущением свободы, великодушна и добра. Дотронулась похолодевшими пальцами до руки мужа, лежащей рядом на подлокотнике кресла:

— Представляешь? На целых два месяца ты избавлен от своей консульской возни.

И что было уж совсем неожиданным, достала из сумочки носовой платок и провела им по вспотевшему лбу мужа, погрузив его лицо в нежный аромат французских духов.

Антонов сидел в кресле у иллюминатора — Ольга всегда охотно уступала ему это место. Летать на самолетах она панически боялась, особенно пугал полет над Сахарой. Чтобы притупить страх, запасалась в дорогу бутылкой коньяка и двумя рюмками — для себя и мужа.

Уже через несколько минут после первой рюмки становилась радостно возбужденной, разговорчивой, смелела, отваживаясь даже заглядывать в иллюминатор: не так уж страшна эта самая Сахара!

Так было и в этот раз. Набирая высоту, лайнер проходил разные по плотности пласты воздуха, турбины, меняя режим, тревожно, на разные тона подвывали — казалось, самолет напрягает последние силы, чтобы забраться на нужную ему невидимую поднебесную вершину, вот-вот силы эти иссякнут, и он рухнет в синевато-зеленую бездну, которая разверзалась под ним. Лицо Ольги стало несчастным, глаза блуждали.

— Можно? — спросила она.

Антонову пить не хотелось, но он побоялся отказом унизить жену, которая стыдится своей слабости.

— Чуток.

Согревая пальцами мельхиоровую стопку с коньяком, Ольга скосила застывшие посветлевшие глаза сперва к иллюминатору, потом взгляд ее, нерешительно пошарив по потолку, уперся в белую выпуклость плафона. Осторожно, как бы затаенно, улыбнулась:

— Неужели уже сегодня увижу Алену?

Между ее бровей вдруг обозначилась горестная морщинка, которую Антонов, кажется, заметил впервые. Что-то в нем дрогнуло, подумалось, что Алена — незаживающая рана в ее сердце.

Если бы дочь была с ними здесь, в Африке, как настаивал отец, все бы сложилось в их жизни проще. В этом Антонов был уверен. Но мать Ольги, Кира Игнатьевна, не согласилась даже на год домашнего обучения внучки, да еще где-то в Африке — школы при посольстве в Дагосе не было. Чтобы полностью закрепить свои права на внучку, Кира Игнатьевна быстро определила Алену еще и в музыкальную школу, поскольку вдруг открыла в девочке «незаурядное» музыкальное дарование. И этим окончательно пресекла всякие попытки родителей увезти дочку с собой: даже думать об этом нечего, в далекой дикой Африке юное дарование завянет, как цветок. Кроме того, Аленушка — девочка хрупкая, интеллигентная и здоровьем слаба. «Ни в какую Африку ее не пущу! И не мечтайте!» И не пустила. Характером Кира Игнатьевна еще тверже, чем Ольга.