День и вправду выдался морозным и ясным. Щёки быстро зажглись от кусачего холода, но под меховой накидкой я ещё долго ощущал тепло. Под ногами уютно и радостно скрипел снег, на дорогах играла детвора, и я вдруг обнаружил, что окна лавок украсили еловые ветви с яркими шнурками и шишками. Я совсем не заметил, как подступали новогодние празднования.
И верно, оставалось всего ничего. Нужно было придумать что-нибудь для мелких, жаль только, деньжат совсем не осталось. Но ничего, в кладовой Эйрига гостинцы найдутся для всех, мстительно подумал я, пребывая в уверенности, что жертва коварных перипетий судьбы вполне может получить некоторую… как так говорил господин… сатисфакцию? Вот!
И всё же хотелось удивить детвору. В кои-то веки праздник действительно мог получиться щедрым и сытным. Сообразив, что из-за несчастья на реке давно не был дома, я направил свои шаги в хорошо известном направлении. Жаль только, что с пустыми руками, но это было дело поправимое. Поскольку неотложных дел не было, я мог заглянуть к семье и на следующий день.
До вечера я играл с малышнёй. Теперь, когда у детей была и обувь, и одежда, они не сидели дома, а играли во дворе. Спохватился лишь когда небо потянуло первыми признаками сумерек, уже и звёзды показались. Наскоро распрощавшись, я повернул обратно.
Почти стемнело, когда я переступил порог дома. Содар с остальной прислугой накрывал на стол, и я решил к ним присоединиться, снова чувствуя нервное волнение от предстоявшей встречи с господином.
Ярко припомнил события раннего утра. Так отчётливо, что умудрился разбить пару тарелок, за что был отчитан Содаром и отлучён от работы. Мне оставалось только тихонько сидеть на собственном стуле и ожидать господина. Эссиенте предпочитала есть одна на кухне, так быстро, как ей удавалось, чтобы скорее вернуться к Аржену.
Господин Эйриг вошёл в обеденную. Как всегда в хорошем настроении, опустился на собственный стул и поинтересовался у Содара, что сегодня подают. На меня он не смотрел, или я не заметил, избегая поднимать розовое от смущения лицо.
Мы ели в молчании. Я прислуживал, и делал это из рук вон плохо. Всё валилось, выскальзывало и разливалось на белоснежную скатерть, но господин Эйриг ни разу не упрекнул.
Наконец он ушёл, и я выдохнул с облегчением. Эйфория продолжалась недолго. Ровно до того момента пока обеденная не была убрана и делать там стало нечего.
Осторожно выглянув в коридор, я увидел свет, разливавшийся из кабинета господина — он был занят. Я хотел заранее проскользнуть на третий этаж и проверить, открыты ли двери моей спальни. Проскочить незамеченным удалось, вот только двери по-прежнему оставались на замке, приведя меня в невероятное уныние всего лишь за мгновенье.