Всё потому, что сидеть в четырёх стенах было невыносимо тоскливо. Нам оставалось травить друг другу истории, рассказывать, что приключилось за день, сдабривая настоящее сущей чепухой, но даже так было лучше, чем часами напролёт лежать пластом, пялясь в испещрённый трещинами потолок. Если в углу заводился паук, это было событием, которое все долго обсуждали. Есть его строго запрещалось, но Джерту и Маги, трёх и пяти лет от роду, было тяжело объяснить почему нельзя, когда желудок урчал как загулявший кот и лип к спине.
Я тоскливо вздохнул, слушая бесконечную дробь дождя, тарабанившего в маленькое грязное оконце, да в проржавевший навес над порогом.
За дверью послышались глухие удары. Один, второй, ещё пара быстрых сбивчивых. Что-то тяжело брякнуло по ту сторону.
Скрипнули старые петли, с усилием отворилась дверь, пропуская внутрь мокрую паклю нечёсаных волос. Голова покачивалась из стороны в сторону, вот тёмные ладони уперлись в пол, подтягивая остальное тело. Чертыхаясь, внутрь ввалился отец.
Я похвалил себя за то, что отставил башмаки подальше, готовый к такому случаю.
— Тэг, Тэг, сукин ты сын, — загорланил он, и младшие, прикорнувшие за моей спиной, заворочались. — Где ты, морда бессовестная?
Я молчал, зная, что пьяным отец не опасен. Силы покидали его, стоило приложиться к горлышку. А наутро он ничего не вспомнит, судя по тому, насколько пьян.
— Тэг, черти тебя побери! Сюда, — нелепо размахивал он рукой, указывая, что я тотчас же должен был оказаться у его ног. Но поскольку ноги всё ещё вываливались наружу, а голова недалеко зависла от пола, я решил проигнорировать «просьбу».
— Эх ты, крысеныш, — шумно выдохнул он и попытался поднять лицо. Красные выпученные глаза бессмысленно уткнулись в никуда.
Затем он закопошился в кармане и выбросил перед собой какой-то свёрток.
— Во-от. Отнеси аптекарю, что на улице Четраб.
Я привстал на локти, рассматривая свёрток с печи — небольшой, перевязанный сукном и бечёвкой, с чуть надломившимся сургучом.
— А деньги? — спросил я, догадываясь, что сегодня отцу дали поручение.
Оплывшая морда покачнулась при звуке моего голоса, но задрать подбородок так высоко, чтобы разглядеть меня, не сумела.
— Ах ты, тварёныш, — попытался огрызнуться он, но язык не желал слушаться.
Что произошло накануне, я быстро смекнул. Кто-то, наверняка не зная моего отца, дал ему поручение и заплатил. Балбес не знал, что первое, что делает отец, появись у него хоть какая-то монета в кармане, это бежит в таверну и пропивает всё дочиста. Судя по состоянию и часу, когда тот явился домой, заплатили ему щедро. Но выполнить поручение он, конечно же, не сумел.