Эльф по-прежнему не имел понятия, почему именно он стал избранником…
Попробовать отказаться?
Блуждающий взгляд замер на темной дыре, открывающей вход в пещеру духов.
Возможно, ему стоило войти и просить у древних сущностей ответа. Объяснить им, что он совсем не готов к священной миссии и он не тот, к кому прислушаются драконы Нагорий. Нужно объяснить, что он совсем не годится на роль жреца и абсолютно не знает, что делать…
Перед глазами встали улицы Нижнего города.
Нищие, потрепанные невзгодами, исхудавшие драко, с восхищением глядящие на укрытых шелками и золотом драконов.
Беспечные ящеры должны понести наказание за собственное тщеславие и гордыню.
И потому Алияс не сделал ни шагу по направлению к пещере.
Шайс подарил ему новую жизнь, даже если он и не рассчитывал на такое неожиданное «приданое» со стороны племени мужа. Прятаться от судьбы не имело смысла. Даже на краю известного мира она все равно настигла его, разыскала и увлекла в водоворот невообразимых событий.
Все это странно, — размышлял Алияс над своей судьбой. Жизнь преподнесла ему подарок, позволив покинуть Омут. Разве не об этом он всегда мечтал?
Слова далекой-далекой птицы звучали в голове, словно она напевала их, паря прямо над головой в эту самую секунду:
«…Ты не прячься от судьбы, от дороги, от борьбы. Путь, суженый тебе, не прост, но так решила россыпь звезд давным-давно, когда заря раскрыла мир не для тебя. Но — чтобы сделать первый шаг, тебе понадобится враг. И если храбр ты и смел, то сам сломаешь свой удел. Получишь сердце и стопу — они осуществят мечту. И коль дыханья не лишишься, в себя однажды превратишься. Не плачь над огненным цветком, надежду дарит новый дом…»
Как удивительно просто было понять нелепое предсказание, сидя под черным небом севера.
Если бы в Омуте не появился сумасшедший душегуб Гален, Шайс бы никогда не появился в духами забытой деревушке и не нашел запертого в нехоженых землях Алияса. Волею судеб он остался жив и обрел мужа. Не об этом ли пела птица, голося о «сердце»? Тогда «стопа» оказалась возможностью переступить границы Омута, покинув его навсегда и исполнив самое сокровенное желание скромного учителя истории — сбежать из маленького скучного городишки, где только и оставалось, что изнывать от тоски и покрываться плесенью досады… А если птица говорила именно о предначертанной дороге жреца? Что могли значить ее слова — «…в себя однажды превратишься»?
Неужели это и есть мой путь? — думал Алияс, глубоко погрузившись в себя, когда рядом возник муж.
— Золотце, как ты?
— Не знаю, что сказать, — чуть приподнял он плечи. — Что мы будем делать? — рано обсуждать с Шайсом то, что он едва ли мог выразить словами.