— С тобой все нормально? — В последнее время она казалась слегка бледной и этот кашель никак не проходил.
— Да, не бери в голову, — Хина сделала еще несколько маленьких глотков воды. — Я не испытываю ненависти к Игараси. В конце концов, кроме сорванных уроков, сигарет и драк она не делает ничего плохого. Я понимаю, конечно, что такое поведение для девочки недопустимо, но… наверное, у нее свои проблемы, например, в той же семье. Может, ей так тяжело, что она не знает, как с этим справиться, и потому совершает все эти вещи. Меня она никогда не обижала, а ее грубость… — Хина не закончила предложение, слегка разведя руками и демонстрируя смирение.
— Почему тогда она не попросит о помощи?
Хина улыбнулась так легко, что Кир скорее догадался об этом нежели увидел едва заметный изгиб губ.
— Юа очень гордая, и я не могу осуждать ее за это. Пусть она и не делится ни с кем, но зато не стремится переложить собственные проблемы на плечи остальных.
Кир задумался, размышляя над словами Хины.
— Ты бы могла назвать Юа своей подругой?
Девочка несколько секунд смотрела на Кира, затем отвела взгляд карих глаз, глядя куда-то вдаль.
— Не знаю. Вряд ли можно назвать другом того, кто не разделяет с тобой это чувство.
Киру показалось, что он понимает Хину. Назвав кого-нибудь другом, ты как бы возлагаешь на него определенные обязательства. Кир замечал, что иногда панибратское «братишка» или «дружище» из уст работяг третьего цеха вызывали в нем неприятие. Нет, он совсем не брезговал обществом этих людей, но ведь они были слишком мало знакомы, чтобы позволить себе подобное обращение. Впрочем, Кир догадывался, что это скорее было общепринятой нормой, своеобразным обычаем, нежели претензией на близкие отношения.
Но если бы он захотел назвать кого-нибудь другом, а этот человек не разделял бы желания — друг ли он или все же нет?
С Санарой у него не возникло таких затруднений. С самого первого дня они просто пошли нога в ногу…
— Простите за задержку, — отозвался Азул, возникший на поляне. Вежливое обращение было адресовано Хине, на Кира он даже не взглянул. Порой фризийца поражала способность принца приспосабливаться так легко и быстро. Сначала Сидерис, теперь Япония — ничто не могло смутить или выбить почву из-под ног Его высочества. И если в новой стране была принята избыточная, по мнению Кира, вежливость, для Азула не было ничего естественней, чем влиться в новую среду, принимая ее правила. Надменность, кичливость и чванство он приберегал лишь для одного единственного человека, с остальными же вел себя вполне дружелюбно.