Несмотря на все старания, я так и не смог ничего вспомнить.
Наклонившись ближе к окну, я толкнул створку наружу, позволяя прохладному осеннему воздуху наполнить комнату. Редкие колючки попытались скользнуть под просторный домашний халат, но я вовремя хлопнул себя по плечам и ногам — назойливые мошки рассыпались в стороны.
Я свистнул, и мой вчерашний провожатый уже через секунду ворвался внутрь. Довольный тем, что его пригласили на огонек, ветер весело пронесся по комнате (хорошо, что я хотя бы закрыл дверь гостиной, иначе долго бы пришлось разбирать устроенный бардак). Растрепав занавески, скользнул по краю скатерти, украшавшей небольшую тумбу напротив меня и чуть не свалил старинные фарфоровые статуэтки, принадлежавшие этому дому так же, как и все остальное убранство; попробовал толкнуть висевшее над тумбой зеркало (не тут-то было — довольно ухмыльнулся я — весила стекляшка прилично, даже без резной рамы, выполненной из камня).
Потерпев неудачу, неугомонное существо ринулось в противоположную сторону и тряхнуло сервант со стеклянными дверцами, предусмотрительно запертый на ключик (к этому меня приучила мама, объясняя, что посуда и столовые приборы не игрушка), однако громадина дрогнула, недовольно лязгнув богатством.
Я свистнул еще раз, привлекая внимание забывшегося гостя, и он прислушался, тут же позабыв о скабрезном занятии.
— Соскучился, конечно, — подтвердил я чужое предположение. — Хорошо погулял вчера?
И стены загудели от сбивчивого многоголосого рассказа о приключениях путешественника.
Побродив со мной по поляне, он отправился на восток, побегать наперегонки с ушастыми. Зайцы регулярно устраивали забеги на скорость и мой приятель часто присоединялся к ним на правах почетного гостя, как он сам полагал. Затем он приставал к кикиморам на болоте, путая их донельзя сбившиеся колтуны водорослей вместо волос. Дамы благодарили, видя в шалости искусную руку мастера. После он носился с птицами высоко над облаками, а потом пугал ночных путников на дороге, стягивая с них капюшоны исподтишка. А потом…
Я поспешил вставить слово, пока у меня еще была такая возможность:
— Гораздо интереснее, чем я. А ты не помнишь, как я добирался обратно?
Прохладный хоровод прикосновений слегка утих.
Та-а-ак.
— Значит, не помнишь?
Сбивчивые оправдания вперемежку со свежими сплетнями, домыслами о погоде и прочей ерундой посыпались на меня, как из рога изобилия. Что-то этот болтун прозрачный недоговаривает.
— Ладно. Просто я подумал, что если кто и знает, то ты. Значит, ошибся.
Круговорот эфира затих, словно ветер погрузился в тяжелые раздумья: выдать мне правду, которой он, по неведомой мне причине, не желал делиться, или пасть в моих глазах и получить весомый удар по самолюбию.