Шайс молчал, крепко задумавшись.
Никто и никогда не откажется от того, чтобы увеличить свою силу. Но чешуйчатый не спешил с ответом, сводя меня с ума.
— Вы согласны? — Я просто не выдержал гнетущей тишины. Словно вся моя жизнь взвешивалась на весах и протяжно скулила в агонии.
— Хорошо.
— Только я не знаю, как.
— Я знаю способ. Вот только тебе он вряд ли понравится, — прищурившись, прошипел Шайс.
— Я потерплю. — Зато развяжу этот гордиев узел и окажусь снова свободен. Жизнь в рабстве все равно что не жизнь. Пусть у меня будет около сотни лет, но дышать я буду полной грудью и уйду в Призрачный мир, не звеня рабскими цепями. — И не помню, чтобы мы переходили на «ты». — Я уставился на дракона в упор — пусть знает, что эльфам известно понятие чести и гордости.
— Завтра вечером я приду к вам, и вы вернете долг, — с этими словами дракон поднялся. — И не гуляйте ночью, Алияс. Я говорю это серьезно. Таскать вас пьяного по лесу — сомнительное удовольствие.
Дракон вышел, оставив меня пораженного. Ну почему, почему это был именно он?!
Глава 13 Чай — тема крепкая
Спал я плохо. Нет, вранье, я почти совсем не сомкнул глаз, размышляя, как меня угораздило вляпаться в такие неприятности. Но какой бы хоровод мыслей не кружился у меня в голове, все было бессмысленно — ставки сделаны, а слова произнесены. Мне не избавиться от дракона никаким другим образом. Шайс абсолютно прав: даже проработав учителем тысячу лет, мне вряд ли удастся заработать такое количество золота.
Промучавшись всю ночь, я пришел к неутешительному результату — отдать силы действительно единственный из возможных вариантов. Остается смириться и стойко принять собственную судьбу.
С другой стороны, я все равно был прикован к ненавистному месту, так что вполне справедливо, что именно оно меня и погубит. Может, и мучиться долго не придется. В конце концов, уход следом за родителями станет логичным завершением трагикомедии под названием Эльф из Тихого Омута.
Конечно, оставалась мифическая семья, где-то далеко в землях светлых, но в их желание проявить невиданную щедрость к родственнику, которого никто никогда не видел, верилось с трудом. Тем более, они никогда не проявляли интереса, видимо, позабыв о нас так же быстро, как одевается дерево весной.
Под утро я расплакался от горечи и несправедливости бытия. А после забылся коротким беспокойным сном, в котором мелькали страшные желтые фонари, преследовавшие меня повсюду, где бы я ни пытался укрыться.
* * *
Трансгрессировав прямо в класс, я обнаружил, что меня ожидает сюрприз. Неприятный, разумеется, похоже, жизнь решила наконец наказать меня за неблагодарность — я никогда не ценил того, что имел.