После этих слов Тэра вздрогнула и изо всех сил стиснула полотенце, в котором выбралась из душевой кабины. Она изо всех сил прикусила губу. Дура, дура, дура… столько дней они могли бы быть вместе, а она…
– Ладно, Банг, двигай давай. Тебе еще полночи возиться с оборудованием. А я еще чуть посижу, подожду Тэру. Что-то она сегодня слишком задерживается…
– Все никак не помиритесь? – Голос Розенблюма был полон сожаления. – Ох, дураки! Видно же, что любите друг друга. Вон, сидишь сейчас, высматриваешь ее, а как придет, небось сделаешь вид, что так просто задержался, типа дела были… Ну ладно она дура, еще куда ни шло – женщина как-никак, а ты-то…
– Иди, Банг, – голос Ивана явно посуровел, – иди. Сами разберемся.
– А-а-а-а… – и через пару десятков секунд шаги американца затихли вдали. А Иван вздохнул и тоскливо произнес:
– А то я не понимаю, что дурак… но вот что делать – ума не приложу.
Пламенная сжалась на скамье, давясь слезами, а потом не выдержала и, вскочив, вылетела из-за кадки и бросилась к любимому.
– Тэра? – растерянно пробормотал тот. – Ты…
Но она не дала ему ничего сказать, а просто повисла на шее, не заметив, что полотенце зацепилось за ветку дерева, и принялась покрывать его лицо поцелуями. Русский, почувствовав, как к нему прижалось обнаженное и горячее тело, задрожал и, подняв руки, обнял ее за плечи осторожно, словно боясь поверить в происходящее.
– Тэра, я… – растерянно пробормотал Иван. А Пламенная счастливо всхлипнула. Вот ведь удивительно – один из главных руигат, а стоит перед ней будто только покинувший «школу наук и искусств» юноша и… краснеет.
– Молчи, – прошептала она, увлекая его за собой, к той скамейке, на которой услышала его разговор с Бангом. – Молчи. Сядь, – мягко толкнула она его в грудь. После чего сделала шаг назад и, чуть повернув голову, бросила на него жаркий взгляд, а затем вдруг тихо запела и, выгнув спину так, что обнаженная грудь дерзко подалась вперед, пошла вокруг него на носках, касаясь холодного камня террасы только пальцами и подушечкой стопы, вследствие чего со стороны могло показаться, что на ее ногах надеты некие невидимые туфли на высоком каблуке. Иван следил за ней, не отрываясь. Тэра резко развернулась вокруг своей оси, обдав сидящего перед ней мужчину воздушной волной от разметавшихся волос. Иван вздрогнул и сглотнул, а в его еще мгновение назад растерянных глазах вспыхнул огонь. И Пламенная почувствовала, как внутри нее разгорается восторг. Получилось! Опять! После стольких лет! Танец, который она сейчас вела, был невероятно древен. Тысячи лет назад, когда боги Олы еще были реальны, во всяком случае, для их последователей, а не превратились в устойчивое словосочетание, типа, привычных для Ивана «слава богу» или «не дай бог», этот танец танцевали жрицы Богини Ночи, которая считалась покровительницей любви и… женского чрева. Всем было известно, что ни один мужчина не способен устоять перед жрицей, танцующей его. В те времена считалось, что дети, зачатые от любовной связи, произошедшей после такого танца, куда сильнее и развитее любых других. Ибо в женщину, танцующую его, вселяется сама богиня… Она разыскала этот танец, когда только начинала постигать вершины танцевального искусства. И она искала что-то, что поможет ей раскрыться, обнажить душу, показать свой талант. Да уж, показала… Во время того выступления мужская часть конкурсной комиссии едва не набросилась на нее прямо там, на танцполе. Тэра тогда жутко перепугалась. Нет, у нее не было никаких критических предубеждений против публичного секса, но она, как и большинство киольцев, считала, что нечто подобное можно практиковать только с любимым и только по обоюдному желанию. А не с дюжиной малознакомых, охваченных похотью самцов.