— Да, господин барон, я с этим согласен, эта опасная идеология приводит к хаосу.
Маннергейм на минуту задумался, словно ушёл в воспоминания, затем продолжил разговор:
— Так, Ваше величество. Я это видел своими глазами в семнадцатом в Петрограде. Грабежи, убийства. Потом, спустя несколько лет, в стране наступил голод. В такой богатой стране, как Россия, — поистине смертельный голод в Поволжье...
— Вы, господин фельдмаршал, были в Петрограде в семнадцатом?
— Да, Ваше величество, я был в декабре семнадцатого несколько дней проездом в Финляндию. Насмотрелся.
— Да, я понимаю. Но, господин барон, напряжённость эта, на ваш взгляд, надолго ли в Европе?
— Как вам сказать, Ваше величество? Я ведь не пророк... — Маннергейм улыбнулся, улыбнулся и король.
— Мне весьма интересно ваше мнение, господин фельдмаршал.
— Я полагаю, в ближайшие два-три года борьба крупнейших государств за геополитический передел Европы вполне может перейти из сферы дипломатической в военную. Возможно, будет большая война.
— Вы в этом уверены, господин барон? — Голос короля оставался по-прежнему спокойным, но едва заметные тревожные нотки отчётливо прозвучали.
— Полностью уверенным быть нельзя. Но, я думаю, это может произойти. К сожалению. Я полагаю, и вы, Ваше величество, это понимаете.
Королевский кабинет для приёмов был сегодня освещён мало. Горели только боковые светильники. Люстры оставались не зажжёнными, в связи с трауром.
Уныние и тоска витали в полумраке зала, словно усопший король оставил здесь невидимый след своего духа, духовного влияния.
Такое свойственно замкам старой Англии. Фельдмаршал много читал об этом и обострённым чутьём своей души, сейчас словно улавливал чьё-то духовное присутствие. Это его не угнетало, даже вызывало интерес. Он не испытывал тревоги или неудобства, но просто ощущал чьё-то незримое присутствие.
Широкий и длинный деревянный стол, тяжёлый, с резными ножками и элегантной инкрустацией, тяжёлые портьеры у дверей и длинных окон, — всё это было пронизано невозмутимой и прочной тишиной всего Букингемского дворца. И только голоса короля и Маннергейма одиноко раздавались в огромном кабинете и глохли под сводом потолка.
Король помолчал с минуту.
— Да... но надеюсь всё-таки на мирный исход.
Маннергейм дружелюбно и искренне улыбнулся в ответ.