Что Верховный имел в виду, присутствующие могли только догадываться. Но и Куприянов, и Куусинен, известный партиец, один из руководителей Коммунистического интернационала, Председатель Верховного совета Карело-Финской Союзной Советской республики, предполагали, о чём говорит Верховный. Если будут крупные победы советских войск, Финляндия может выйти из войны. Сталин это понимал.
Опытный правитель, умный и жёсткий, он никогда не жалел ничего и никого ради достижения цели. Ни людей, ни себя, ни своих близких. Цели перед ним стояли великие, всё остальное было для него мелочью. Это уже тогда знали многие из его окружения.
Но эта его способность на жертвы обернулась трагедией для народов, подвластных ему. Цели были достигнуты, грандиозные задачи решались быстро... Но ценой сотен тысяч, миллионов жизней.
Так возникали гигантские стройки пятилеток. «Днепрогэс», громадные металлургические и военные заводы, Беломорско-Балтийский канал. Многое другое. Перед войной страна с песнями и призывными гимнами отправлялась на комсомольские стройки, стройки века.
Конечно, всё это было нужно для развития государства. Тот же Беломорско-Балтийский канал соединил два моря, сократив на многие сотни, тысячи миль пути кораблей. Но под этими бетонными, железными и деревянными громадами шлюзов легли сотни тысяч людей. Отцы, сыновья, деды. Жизни, судьбы, мечты... Их кости, безымянные и позабытые, давно размыла морская вода. О большинстве даже их родственники не знали. Где они сгинули, где исчезли с земли людей? И по всей великой Сибири и Северу в сталинских концлагерях сгинули миллионы юных и старых, простых и гениальных. Всяких.
Сталин держал в своей памяти огромное количество информации, фактов, документов. Он помнил всё, с чем когда-либо имел дело.
И в отношении политической позиции Маннергейма он не ошибся. Финляндия вышла из войны только через два года. Но вопрос об этом сам Маннергейм поднял в узком кругу руководителей государства уже через пять месяцев после этого разговора в Кремле.
...Он позвонил. В двери тотчас же появился его секретарь Поскрёбышев.
— Да, товарищ Сталин?
— Проводи товарищей.
У него возникли новые тревожные мысли. Он вышел в соседнюю комнату, где находилась узкая жёсткая кушетка. А на письменном столе с зелёным сукном стояла настольная лампа, тяжёлая, медная, также с зелёным, матового стекла, широким плоскоцилиндрическим плафоном. Там же в углу, на полу стоял небольшой деревянный ящичек для сапожной щётки и гуталина, сделанный им самим.
Иногда он на даче любил построгать. Правда, это было давно. И как-то велел захватить с кунцевской дачи в Волынском этот ящик с подставкой сверху под сапог. Чистил, порой, сапоги, ставя ногу на эту подставку. Всегда чистил сам. До блеска...