– К дяде, – выдавила я.
– В гости?
Отвечать не хотелось. Но Зак смотрел. И мне было неудобно под его взглядом. Вроде и сидит худой неуклюжий паренек, а я готова под диван заползти от его пронзительного взгляда, помня, как еще минуту назад он чуть не раздавил меня прямо в карете внезапной магической мощью.
– Можешь не отвечать, если не хочешь. – Он начал убирать с импровизированного стола. – До города далеко, только к утру прибудем. Ты отдохни, да и мне надо.
Зак сунул все под сиденье и вытянулся на диванчике, прикрывшись плащом. А я продолжала сидеть и внимательно смотреть на парня. Странность – так он назвал свое проклятие. И он действительно был странным. И дело было не в умении греть воду во фляжке и управлять огненными всполохами. Нет… Все куда глубже. Сила. В худеньком теле была страшная, дикая сила, способная не просто испугать, но – я была уверена – убить. Вот для чего эта решетка и кованая карета. И странный институт… Я всматривалась в нового друга. Во сне у Зака было доброе и очень привлекательное лицо, можно было даже сказать аристократичное. Я вдруг поймала себя на мысли, что мне будет нестерпимо больно, если он не сможет научиться подчинять свое проклятие. И набатом прозвучали зловещие слова Зака: «Не возвращаются!»
Как страшно. Проклятым не место среди обычных людей. В этом он точно прав. Я жила среди людей, и чем это закончилось? Мне не место… И все-таки… Не возвращаются. Не хотела бы я попасть в институт проклятых.
Я перевела взгляд на решетку окна. Тьма давно окутала окрестности, и только фонари кареты немного разгоняли ночь. Стучали колеса по мощеной дороге. Фургон трясся, поскрипывали балки. На сердце тоже скрипело. Его все сильнее сжимали тоска и страх перед будущим. Фонари раскачивались в решетке окна, и голова моя постепенно опускалась ниже. Веки закрывались сами собой. Я уже проваливалась в сон, но все же успела напоследок увидеть пристальные огненные глаза Зака, смотрящие на меня.
В город въехали с первыми лучами. Гулко разносился стук копыт по мощеным улицам. Серые стены домов тянулись высоко, окна были плотно задернуты шторами. И все же Дарвин показался мне величественным и прекрасным. За свои семнадцать лет я ни разу не выбиралась из родного поселка и сейчас с любопытством смотрела по сторонам. Хотя людей в столь ранний час почти не было, но я так и представляла себе мужчин, медленно вышагивающих с тросточками в руках, неторопливо ведущих разговоры непременно о политике. А еще вальяжных дам в прекрасных платьях, строго соответствующих последней моде, с невероятными прическами и зонтиками, с надменным унынием на лицах. Отчего надменными? А как же иначе? Простые в таких городах не живут.