— Алексей Петрович хочет последний раз предупредить Измаил-хана...
— О чём? — Валериан продолжал упираться взглядом в лицо Новицкого, не давая тому увести глаза в сторону.
— Что подданный Российской империи обязан выполнять её законы неукоснительно.
— Он рассмеётся тебе в лицо. Он привык, что его слово — последнее. Чаще всего — единственное. А Белого царя он не видел и не увидит.
— Тогда ему придётся отвечать за свои бесчинства. Как любому чиновнику. И генерал-губернаторы в тюрьмы шли.
Валериан усмехнулся.
— Ты его арестуешь? С полувзводом драгун? Да вас там на клочки разорвут и собакам скормят.
Новицкий понимал, что Мадатов дразнит его, и старался оставаться спокойным, хотя бы только наружно.
— Прикажут — пойду и возьму хана под стражу. Но пока приказа такого нет.
— И быть не может! — рявкнул Мадатов; грозный его голос пошёл гулять меж каменных стен; князь оборвался, выждал паузу и заговорил тише: — Алексей Петрович пустыми словами бросаться не будет. Мне он может приказать. И я привезу Измаил-хана в Тифлис. Но для этого придётся перебить половину Нухи. Весь город зальётся кровью. Нужно нам это, а?
— Не нужно, — согласился Новицкий. — Потому Алексей Петрович и не отдал такого приказа. Я везу Измаил-хану письмо, в котором командующий Кавказским корпусом генерал от инфантерии Ермолов ещё раз перечисляет преступления, совершенные в Шекинском ханстве, требует наказать виновных и обеспечить в будущем порядок, согласно законам...
— Он выслушает письмо и тотчас о нём забудет, — оборвал его Мадатов на полуслове. — Что дальше?
Сергей поёжился и постарался подбирать слова и фразы как можно круглее и безопаснее:
— Предполагается, что в таком случае нам не следует торопить события, а положиться на время, судьбу, Бога или Аллаха. Измаил-хан ведёт крайне нездоровый образ жизни — пьянствует, распутничает. По имеющимся сведениям он уже тяжело болен, подвержен приступам колик — печёночным, почечным... может быть, геморроидальным, — добавил он и усмехнулся одним уголком рта, зная, что князь не способен оценить его шутку[13].
Мадатов вскочил и зашагал по комнате от стола и до двери. После третьего поворота он снова стал против Новицкого:
— Значит, вот что придумали вы вдвоём, ты и грек этот, как его... Пафнутий...
— Артемий Прокофьевич.
— Ну да, помню его ещё с Виддина. Алексей Петрович знает об этом?
— Возможно, догадывается, — уклончиво ответил Сергей, решив не отрицать очевидное.
Валериан закусил ус, пожевал, отпустил и медленно опустился на стул.
— Скажи, Новицкий, зачем вам это понадобилось?