Снова ударил выстрел, и теперь Новицкий узнал голос винтовки Семёна. Стало быть, хитрая их затея вполне удалась. По другому зверю, кроме как Абдул-бек, Семён бы стрелять не стал. Сергей гикнул и погнал лошадь дальше по склону, поросшему жёсткой травой, объезжая кусты и разбросанные там и сям валуны, серые с тёмными, будто бы влажными пятнами. У самого гребня он спешился, привязал лошадь к тонкому стволику колючки «держи-дерево» и осторожно выглянул за перегиб.
Атарщикова увидел он сразу. Казак стоял на коленях у камня и целился из пистолета, готовясь встретить пулей любого, кто выскочит сверху.
— Это я, Семён! — крикнул Новицкий. — Не стреляй, подожди!
Казак махнул ему рукой, приглашая в укрытие, и продолжил забивать пулю в ствол винтовки. Сергей, пригибаясь, перебежал открытое место, однако никто в него почему-то не выстрелил.
— Обложили его, — бросил Атарщиков, прилаживая шомпол на место. — Как и думали мы с тобой, поехал он тебя убивать. Уже ближе к утру. Ехал по гребню, не слишком таясь. Костёр твой, думаю, издалека виден. Хотели мы его подпустить ближе, чтобы наверняка снять, да белый дьявол его нас учуял. Абдулка тоже учёный зверь: пробиваться ни назад, ни вперёд не стал, метнулся в сторону под скалу. И жеребца спрятал, и сам укрылся.
— Двое стреляли. Ты, я слышал, и он?
— Нет. Мухетдин думал, что выцелил. Так же, как я. Он попусту пули тратить не будет. Что у него — ружьё и два пистолета. Промахнётся, только ежели поторопится. Здесь, я говорил тебе, Александрыч, война особая — с одной пулей можно десяток человек удержать. Понятно, что девять останутся и на куски порежут очень даже свободно. Но никому ведь не хочется быть тем, десятым, кто пулю на себя примет. Так и мы сейчас сидим, выжидаем. Но вчетвером можно, пожалуй, попробовать. Трое бьют по очереди, свободный перебегает. Нам бы на тот уступчик подняться, оттуда он прямо как голый.
Атарщиков привстал и закричал быстро, высоким голосом, обращаясь к кому-то, кто притаился левее и ниже по склону. Тот так же быстро, отрывисто, передал указание дальше. С Абдул-беком даже не пытались заговорить, предложить ему выйти и сдаться. Все сознавали, что мир между ними невозможен ни на каких условиях.
— Темир побежит, — объяснил Атарщиков. — Он самый быстрый. А теперь, Александрыч, как только скомандую — бей сразу между вон тех камней. Зацепишь, не зацепишь — не важно. Главное, чтобы он сам не прицелился.
Саженях в тридцати перед ними из травянистого склона, подобно носу на исполинском лице, высился скальный выступ. А перед ним, прижавшись друг к другу, стояли два валуна, каждый в человеческий рост. В этом-то природном редуте и засел обороняться Абдул-бек. Выцарапать его оттуда, понял быстро Новицкий, можно было ядром, гранатой или же залпом егерского взвода в расчёте, что из двух десятков пуль, отлетевших от нависшего сверху карниза, хоть одна да рикошетирует в правильном направлении. Сейчас им приходилось рассчитывать только на хитрость. И та, что предложил Атарщиков, казалась не хуже всякой другой.