Увидев, как трудно поднимается офицер, сам мигом слетел с коня, усадил силой упрямого коменданта и слушал его рапорт стоя. Он знал, что нарушает субординацию, что подаёт дурной пример другим офицерам, но только так мог выразить признательность храброму защитнику крепости. Пиратское укрепление неделю сопротивлялось войскам Сурхай-хана, последние два дня практически без воды, с двумя картузами[25] на четыре орудия и тремя зарядами на каждого солдата, что остался ещё в строю.
— Половину людей выбили в первый же день... Нет, в первый они не приступали. Их ещё Щербина держал...
Овечкин показал рукой на развалины минарета, лежавшие бесформенной грудой менее полуверсты от стены.
— Славный был юноша. Что прослужил-то — полтора года всего. Я уже хотел рапорт подавать о его производстве, и вот такая оказия. Дал он нам время подготовиться крепче, а сам... И ведь, ваше сиятельство, не раздавили его и камни, а нехристи замучили насмерть. Слышно было, часа три он кричал. Но и смертью этой страшной мне он помог. Смотрите, сказал я солдатам, хотите, чтобы и вас так?.. Лучше уж от пули, от кинжала, от шашки. Так и держались... На второй день, на третий, приступы повели сильные. Стреляют, дьяволы, метко. Прислугу у орудия за полчаса могут уложить запросто. Даже амбразуры в стене приходилось щитами деревянными закрывать до последней крайности. Но мы их тоже угощали — картечью. На четвёртый день успокоились — решили измором взять. И то: воды оставалось только губы смочить. В эдаком пекле!
Он вздохнул, оборвался, и Валериан невольно огляделся вокруг: сухая, потрескавшаяся земля, горячие камни, выгоревшее до белизны небо.
— А потом вдруг снялись, ушли. Тут мы узнали, что вы, ваше сиятельство, через горы перевалили. Сначала даже не верилось, думали — слух нарочно пустили. Я этот путь знаю. С охотниками из егерей ещё, пожалуй, попробовал бы, а батальоны вести, с орудиями, с фурами... Лихо, ваше превосходительство, лихо!
Овечкин покрутил головой восхищённо. Не было в его словах и привкуса подобострастия, и Валериан усмехнулся довольно, разглаживая подкрученные усы. Ему была приятна похвала старого кавказского офицера, знающего эту страну, эти горы почти так же хорошо, как он сам. Он попытался вообразить реляцию, которую отправит в Тифлис Ермолову, но тут же отогнал ненужную сейчас мысль.
— Ты нас тоже выручил, капитан. Спасибо тебе! Сдал бы крепость, они нас могли перенять у самой Кубы. Закрыли бы ущелье наглухо. А из той дыры их не выбить и пушками. Ни ядрами, ни картечью.
Он замолчал, вспоминая узкий, каменистый, крутой подъём, по которому поднимались с трудом даже привычные местные лошади. А уж фуры и орудия толкали и тянули егеря с гренадерами.