Я вырастал из мрака Музея смерти, обрисовывался в освещенном пространстве. Она почуяла присутствие постороннего, вздрогнула, подняла голову. Ей-богу, мне стало ее жалко: никогда я не видел такого пещерного ужаса на миловидной мордашке. Она побелела, окаменела, посмотрела с диким страхом. Хотела что-то сказать, но в горле встала блокада — только нижняя губа беззащитно подергивалась. «Все ясно, — отметил я, — Головин не звонил. Списал на видение, которые посещают и психически здоровых людей».
— Здравствуйте, Лариса, — тихо поздоровался я. — Все в порядке? Сергей Борисович на месте?
Она сморщилась, в глазах заблестели слезы. «Если выживу этой ночью, пора менять место работы», — отчетливо читалось в ее лице. Слова пробились через блокаду в горле, она издала что-то нечленораздельное.
Я понятливо кивнул — трудности перевода. Варвара лично лицезрела мой труп, да и медики в подобных случаях почти не ошибаются.
— Повторите, пожалуйста, — терпеливо вздохнул я. — Сергей Борисович сегодня на месте? — и сопроводил вопрос некультурным тыканьем указательного пальца.
Лариса глубоко вздохнула и утвердительно кивнула — да, куда угодно, только сгинь.
— Спасибо, — вкрадчиво поблагодарил я и повернулся, чтобы войти в служебное помещение.
— Никита Андреевич, но вы же… — хрипло выдавила Лариса и сделала такую мину, что можно было не продолжать.
— О нет, это в прошлом, уже все в порядке, — пробормотал я. — Много дел, пришлось перенести дату своей смерти.
Дверь открылась бесшумно, и явление воскресшего мертвеца отметили не сразу. Здесь находились моя Варвара и Сергей Борисович, больше никого. Седовласый основатель музея, крематория и похоронного холдинга (а также обладатель ряда титулов и должностей) — всегда представительный, импозантный — сегодня выглядел неважно, был непривычно растерян, расстроен, даже подавлен. Лицо осунулось, обозначились круги под глазами.
Он сидел за столом, опустив голову, в замшевой куртке, наброшенной на плечи, обнимал чашку, из которой свисал хвостик чайного пакетика.
Варвара сидела рядом, боком ко мне. Ссутулилась, в лице ни кровинки, нервно теребила колечко на среднем пальце. Красивая женщина, но не сегодня. Совсем недавно она плакала. Больше, видимо, не могла — слез не осталось. Между ними на столе лежали мои вещи — сотовый телефон, часы, денежная мелочь, документы, сигареты с зажигалкой. Видимо, побывала-таки в морге до моего «воскрешения», забрала все это хозяйство. Одежду брать не стала, да и не надо. Не хочу я ничего носить с мертвеца…
— Да, Сергей Борисович, я уже почти успокоилась, — глухо говорила Варвара. — Что случилось, то случилось, такова жизнь, я все понимаю и уже смирилась… Через три часа надо ехать за телом, готовиться к погребению… Я одного не понимаю, Сергей Борисович, — Варвара устремила к Якушину жалобный взор, — как я могла так ошибиться? Мне казалось, я прекрасно вижу судьбу Никиты, это ясно проявлялось на тонком плане. Он не мог погибнуть от удара током. Никиту поджидала смерть в результате авиакатастрофы — в этом не было сомнений. И не в ближайшее время, а потом, не скоро, только через несколько десятилетий. Ему предстояло пережить меня. Я ничего не понимаю, Сергей Борисович. Признайтесь, для вас ведь это тоже стало шоком?