Время было, и Садомский, созвонившись со своим туроператором, заказал маленький домик на берегу, визу в Испанию Веронике и билеты. Вероника ответила согласием, и вот они уже вместе в бизнес-классе летели в сторону не очень дорогого, но очень теплого Золотого берега, когда-то заселённого маврами и отнятого у них во времена Реконкисты.
Домик оказался вполне пригодным к проживанию, аккуратно прибранным, море шумело недалеко, в сотне метров от стен, тенистый сад шуршал под бризом листьями пальм, докучливые отдыхающие, толпами гуляющие по побережью, оставались за заборчиком из кустарника с розовыми цветами и не докучали двум русским людям, ожидающим чего-то от своей невольно-добровольной близости.
Вероника вначале радовалась морю, которое видела редко, да и то в основном в Турции из-за недостатка финансов, радовалась солнцу, фруктам, новым впечатлениям; Станислав Николаевич тоже при виде этой почти детской радости испытывал прилив добрых чувств, но наступала ночь, которых, судя по счету за домик, должно быть всего шесть, Вероника закрывалась в комнате с книжкой, а Садомский оставался на диване, размышляя, стоит ли ему прийти к ней или лучше подождать, пока придет сама.
Вторая ночь повторила первую, разве что Станислав Николаевич перебрал с вином и заснул на диване. Вероника же лежала на свежих, стиранных испанскими руками простынях под нежно шумящим кондиционером, с открытым для запаха моря окном, и думала, стоит ли этот мужчина её любви или нет.
С одной стороны, она была у него в долгу: он подарил ей путешествие, тепло, море, вкусных устриц и омаров, приятное вино и не менее приятную компанию, рассказы о своих путешествиях по Азии в молодости. С другой стороны, она не любила его так, как считала, должны любить друг друга мужчина и женщина. Да, он был ей приятен, он был мил, он был учтив, но не было того, самого желанного чувства, не было страсти, не было постоянного влечения, не было так называемого, единения душ, сформулированного когда-то Вероникой. Был лишь вакуум, который надо было чем-то заполнить, но кроме физической близости и бутылки «просекко» заполнить его было нечем. На третью ночь Вероника, съедаемая чувством вины, решилась. Она тихо вышла из комнаты в гостиную, где Садомский при свете старинного торшера читал какую-то рукопись, напечатанную на листах стандартной бумаги, сшитых в папку. Она вышла без одежды, просто так, давая понять партнеру, что она ждет от него. И Садомский понял, он отложил папку, улыбнулся, поднял ее на руки и понес обратно в комнату, нежно опустил на кровать, молча, без слов, разделся.