Судя по следам, здесь расположились две женщины или девицы — рослые, сильные кобылки, способные шляться по тайге без мужиков. Федор стыдливо приблизился к палатке, осторожно отодвинул покачивающийся на ветру полог. Вещи были разбросаны как попало. В одной куче лежали одежда и продукты. Но спальный мешок был один, впрочем, и рюкзак тоже.
Кострище туристки аккуратно обложили камнем. Зола в нем выстыла. Скорей всего на этом месте не разжигали костер даже утром. Это слегка озадачило Федора. Хотя, ничего странного не было: мало ли куда могли уйти отдыхающие налегке и даже заночевать вдали от лагеря. Консервные банки были обожжены и чернели среди углей. Бумаги, окурков, пачек из-под сигарет, полиэтиленовых мешков и бутылок — таежного проклятья последних лет — не было. Лесник почти любил этих крепеньких девиц в кроссовках сорокового и сорок первого размеров. Он готов был простить им мелкие шалости, если таковые обнаружатся. Странно, что при такой чистоплотности в палатке все свалено кучей. «Это их личное дело», — подумал Федор, слегка смущаясь, что заглянул в чужую жизнь. Все было в порядке, хотя поговорить и предупредить о мерах пожарной безопасности следовало.
Отойдя километра на полтора в сторону, к чистому родниковому ручью, возле которого на солнцепеке уже проклюнулись подснежники, Федор сгреб в кучу сухую траву и листья. Из них получилась мягкая и теплая постель. В сырой низине он вспорол ножом и вывернул дерн, обложил им полуметровый круг и развел маленький костер, только чтобы чай вскипятить да кашу сварить.
Поужинав, даже сидеть возле огня не стал, тщательно залил угольки, бросил на приготовленную лежанку спальный мешок, забрался в него, вдохнул давний, прогорклый запах пота и дыма, вытянулся и почти сразу уснул.
Проснулся он на рассвете. Свежий ветерок студил лицо и подергивал за бороду. Федор глубоко втянул носом холодный воздух с запахом весеннего, оживающего леса, мокрого кострища и талой земли. Потянулся и резко распахнул спальный мешок, подставляя теплое тело свежим струям утренней прохлады. Небо было чистым. Здесь, вдали от Байкала, это что-то значило: хотя бы до полудня можно было рассчитывать на погожий весенний денек.
Федор не спеша развел костер, заварил чай, приготовил плотный завтрак и, умывшись в студеном ручье, с бодрым настроением разлегся возле огонька для приема пищи. Походная жизнь приучила его очень сытно завтракать, наспех обедать и до отвала наедаться вечером, что пока не вредило его здоровью, вопреки давним предостережениям жены. Полежав у костерка с четверть часа, он поднялся и начал собираться, поглядывая на скалы.