— Да, конечно, — согласился Сергей и снова обратился к Алику. — Наше отшельничество вынужденное. Мы не отказываемся быть гражданами своего государства, мы просто не желаем, чтобы общество регламентировало наш образ жизни. К тому же для нас всех имеет смысл только жизнь среди природы… Ты нас конечно понимаешь.
Алика убеждали, его втягивали в этот теплый дом, в колонию. Колония! Это слово шестнадцать лет висело над ним, как кара за непослушание и своеволие. То и дело из интерната уходили туда: в «малолетку», в тюрьму.
Красиво говорили. Умно. Алику бы слушать и ума набираться. Куда ему спорить. Но он по натуре своей волчьей не мог этого делать:
— Я, наверно, потому и живу в горах после армии, что по уши хватил вашего коллективизма, — заговорил, уловив первую паузу в наскоках Сергея и Алексея.
— Двадцать лет — общий сортир, умывальник, на обед строем, подъем по звонку… И сельхозработы я с детства ненавижу. Нас ведь учили отдыхать с пользой: как каникулы, тяпку в руки и на поля. План тебе… Воспитатель в тени сидит весь день, похмельем мается, а тебя погоняет: два рядка — умри, но дай.
— У нас нет насилия! — снял очки Сергей. Погасли холодные искорки: глаза его были беззащитны и близоруки. — Не нравятся сельские работы — занимайся охотой, рыбалкой. От каждого по способности, по таланту, наконец.
— Хватит трепаться! Поживем — увидим! Правильно, Алик? — оборвал назревавший торг Виктор, молчавший до сих пор. — Включили бы музыку.
— Это мы мухой! — вскочил Малик, безучастный к разговору за столом, щелкнул кнопками магнитофона, сел на пол, подвернув под себя ноги, с огромными наушниками на голове.
Светлана, жена Алексея, встала, прижав к груди одной рукой спеленатого ребенка, другой подталкивала к лестнице двух бесенят, Борьку с Глебкой. Детям была пора спать. Виктор, как сытый кот, прижимался к Людмиле, танцуя с ней посередине зала, широкими ладонями гладил ее прямую спину. И она улыбалась ему, как богиня с иконы. Сергей топтался на месте с женой, не замечая ее, весь в своих мыслях. Еще за столом Алик решил, что при такой близорукости он не смог бы с трехсот метров попасть в растяжку палатки, подсел к Алексею, любезничавшему с Татьяной.
— Если хотите запастись на зиму мясом, надо поторапливаться: после нового года зверь жир потеряет и пойдет одна постнятина. Этот кабан и то уже не самый лучший. Достать бы мультук с оптикой, я бы вас мясом обеспечил.
— В геологии работал — была у меня ТОЗ-16… — вздохнул Алексей. — А знаешь, почему у спортивных винтовок ствол такой толстый и длинный?