Вот что бросилось мне в глаза – псина подтвердит, – как только мы приблизились, карусель встала, и лошади замерли на месте в прыжке, зато вальсы Штрауса продолжали на нас изливаться. Между тем, как я отняла правую ногу от земли и тут же поставила рядом, поскольку тянули ошметки шкуры, не позволяя сделать широкий шаг, единственным воплощением движения был хозяин карусели, который обходил лошадей и чем-то прыскал из баллончика на сиденья и члены. А когда закончил, открыл ворота, впуская толпу детей. Те, визжа и смеясь, бросились занимать места по размеру. Таких размеров было десять, в зависимости от толщины и плотности, самые большие сосиски у лошадок с самыми маленькими дырками. Две малышки подрались из-за лошади с самым большим размером. Таскали друг друга за волосы, колошматили и наконец покатились по полу, кусаясь, визжа и царапаясь. Мальчишка лет трех подбежал к этой лошади, попробовал на ощупь сосиску, стянул с себя короткие штанишки на резинке и улегся животом на платформу. Он был такой один. Другие же парни снимали шортики и устраивались в креслицах за хвостами. Девочки, кроме двух подравшихся и теперь лежавших на спинах, задирали юбки и валились на платформы. Ноги всех детей были зажаты в стременах.
Карусель устроена так, что, даже в прыжке или припадая к настилу, лошади не способны коснуться детей. Оператор повернул рукоять, и аттракцион пришел в движение. Сначала медленно, затем быстрее. Дети зафиксированы на сиденьях и платформах, лошади взмывают вверх и ныряют вниз, обороты карусели набирают скорость. Отметелившие друг друга девчонки продолжали возню на помосте между лошадьми и на каждом обороте на мгновение возникали перед моими глазами. Вальсы добавили децибел, смыв остальные звуки. Стоявшие на земле родители кивают и скалятся, а дети на лошадях замерли, лишь шевелят губами, обнажая зубы. Я посмотрела на человека в форме – с тех пор как мы остановились, его орудие между ног тыкалось в мои ягодицы в ритме музыки. Заметив, что я на него гляжу, он сразу прекратил, пихнул вперед, встряхнул за плечо и ткнул большим пальцем в шею.
Мы поспешно отошли от карусели, но как только оказались на улице, Форма помедлил, обернулся и улыбнулся. Музыка внезапно оборвалась, и звуки на площади стихли. Поверх всего завис уже несколько секунд продолжавшийся крик. Мы повернули сквозь толпу обратно к карусели, Форма пыхтел, шкура, как кольчуга, колотила меня по плечам. Писк-визг, от людского гомона гнется шея. И вот мы у карусели: я в негодной старой шкуре и блистательная форма, и что там еще задумала сестра Блендина?