– За цю недилю власть як раз и изминылась. Була ця… Центральна рада и так звани социалисты при них. Эсеры. А сейчас германци гетьмана поставылы. И все чин чином. Даже выборы якись устроилы.
Махно задумчиво спросил:
– Ну и какая разница: гетьман чи эсеры?
Лашкевич потер руки. Салом не корми, дай поговорить про политику.
– Разница, як я понимаю, така. В Ради все ж такы булы социалисты-революционеры. Ну, хоть по названию. А гетьман Скоропадськый – генерал. Из панов, багатющий помещик. В Раде командував армией. И як став гетьманом, разогнав всех социалистив-революционерив к чортовий матери. У нас тепер уже не республика, а Украинська держава. Землю приказано вернуть панам. Ну и скот, плуги, словом, все, шо бедняки тоди взялы.
– Ну и ну! – покачал головой Махно. – Беда им, этим придурошным гетьманцям будет. Загудит народ, как у Трохима улей.
Хозяин хутора согласно кивнул. Он-то знал, что бывает, когда разозлятся пчелы. Пчела себя не щадит: жалит, хотя, возможно, и понимает, что погибнет.
– Но и це ще не все, – протирая вспотевшие стекла очков, моргая ставшими какими-то беспомощными глазами, продолжил Лашкевич. – Теперь кажный двор должен сдать птицю, хлеб, мясо, масло в пользу Германии. Репарация называется.
– Облютеет народ, – бросил Нестор. И подумал: это хорошо. Чтоб нашего брата-хохла крепко расшевелить, надо горячий уголек в задницу вставить. Иначе и рукой не двинет. А из-за репараций, это уж точно, поднимется. Не упустить бы только время. А его на раскачку практически уже нет.
Махно решительно встал. И Лашкевич поднялся следом.
– Не по-людски, не по-украински таке, – заметив нетронутые закуски, проворчал Трохим. – Даже холодца не тронулы!
– Другим разом. Будет у нас ще праздник, Трохим! – ответил Нестор.
Провожая Лашкевича, он вышел во двор.
Юрко, увидев Нестора, соскочил с бедарки, вытянулся.
– Доброго здоровьичка, Нестор Иванович! – радостно заулыбался он.
Махно присмотрелся к парубку. Тонок, удивительно красив был этот смуглолицый хлопец в свои семнадцать.
– Ну, Юрко! Растешь ты на страх девкам! – сказал Махно и обнял своего бывшего «адьютанта».
– Ты, Нестор, только не сильно пока высовывайся. Не геройствуй! – прощаясь, попросил Лашкевич. – Не баламуть раньше времени уезд! Карателей набежит – куча!..
– От и хорошо.
– Надо бы тышком-нышком. Пока свои силы не соберем в кулак.
– Тышком-нышком мыши бегают, а мы ж не мыши… Езжай, «булгахтер»! Делай свое дело!
Юрко с восторгом смотрел на своего кумира, за которого, кажется, готов был отдать жизнь. Стегнул смирную лошадку. Тихо покатилась бедарка по поросшей муравой дороге, как по облаку, не поднимая пыли…