– Это мы понимаем, – сказал Якоб.
– Надеюсь, вы также понимаете, что надо хорошо окопаться? Сделайте окопы для роты, для боевого охранения.
Махновцы сбросили с телеги на землю дюжины две лопат.
– Это оружие номер один, – улыбнулся Черныш. – А в остальном желаю успеха… Там еще патроны и гранаты. Подарок от батьки. А пулемет «Максим» – от всех нас!
Лейба проводил взглядом удаляющиеся тачанку и подводу. Скомандовал:
– Самооборонцы! Отставить таганы! Беритесь за лопаты!
Затем Лейба достал из кармана список, который при встрече дал ему Махно.
– Якоб! Позови мне Исака Гольцмана и Симона Острянского, – тихо сказал он.
И пока Якоб ходил за парнями, командир раздавал лопаты. Очкастый, с торчащими вихрами, молодой человек неловко покрутил в руках лопату.
– Чего ты смотришь на нее, как на врага? – спросил Лейба. – Я знаю, что умные евреи вроде тебя не любят лопат. Копай тем концом, где железо, а не тем, где палка… А ты чего такой мрачный, Гершко? – обратился он к крепышу с пейсами, похожими на кошачьи усы. – Ты ж не могилу будешь копать, а окоп…
Скоро от груды лопат почти ничего не осталось. Лишь два заступа.
Тут перед Лейбой встали двое.
– Исак, Симон! Вы у нас очень смелые парни, – сказал Лейба. – Идите шагов на триста вперед и хорошо там окапывайтесь. Вы будете наши глаза и уши. Будем надеяться, что никто сюда к нам не придет. А если все же, не дай бог, кто-то придет, то это будет сам генерал Шкуро. Не вздумайте сдаться ему в плен. Потому что лучше еврею умереть, чем попасть в руки к этим рауберам Шкуро… Идите…
Двое парней, волоча лопаты, обреченно ушли в степь. Винтовки за их спинами тоже выглядели уныло и совсем не воинственно.
– Этих я знаю, папа, – сказал отцу Якоб. – Эти убегут.
– А тогда зачем тебе пулемет? – спросил Лейба.
К ночи все было готово: и окопы, и пшенный кандер. Якоб задумчиво облизал ложку, спросил:
– Слушай, папа, почему так? Богатые евреи уехали, а мы должны воевать.
Лейба вздохнул:
– Ты хочешь сказать, что это несправедливо, да? Они вернутся и воспользуются плодами того, что сделали мы?
– Ну да. Если мы погибнем, наша святость перейдет к ним и умножит их богатства. Разве не так?
Отец взглянул на небо, как будто ища ответа. Звезды проступали в темных полыньях среди облаков, мигали, загорались и гасли, но не могли дать ответа ни на один из вопросов.
– Ты же был в Литве цадиком, отец, праведником. Ты должен все знать.
Лейба усмехнулся:
– Праведник – всего лишь простой человек, который живет, стараясь не грешить. Тебе надо было бы спрашивать у талмудистов, у людей ученых, у талмидхаханов. А мы амхаарцы – люди земли. Но я скажу тебе, не мудрствуя. Пришел человек по имени Махно и попросил нас помочь. Он никогда не обижал нас и не смеялся над нами, и я вижу, он хочет, чтоб над нами не властвовали и не смотрели на нас как на темных амхаарцев. Если мы не отзовемся на его слова, то чего мы стоим? Мы стоим только той паршивой жизни, которая у нас была, и ни гроша дороже. Вот и все. Может быть, мы и погибнем, но у тебя тоже есть сыновья, они вырастут, и они будут не хуже тех богатых, о которых ты говорил, потому что достойная память об отцах – это такие крылья, без которых человек не может подняться. Так что иди своим путем и не думай, что твоя жизнь важнее, чем эти звезды.