Он даже похоронить себя велел в соседней деревне, на горе, потому что в Мюзо тесно. Мы потом с проф. Павловой по дороге назад обсуждали, какой Рильке был непоследовательный. —
О, Herr, gib jedem seinen eigenen Tod!— А сам, когда про свою лейкемию узнал, сразу испугался и все забыл, что сам про смерть писал, и только хотел пожить подольше; недавно один ученый написал замечательную книжку про Рильке и жаб. Он изучил все письма Рильке и выписал из них слова, которые ему в этих письмах запомнились, и устроил Рильке деконструкцию: вроде как жабами тот называл своих меценатов, в первую очередь княгиню Турн-и-Таксис, страдавшую от избыточного веса, а у него у самого при этом кожа была как у жабы, зелено-землистого цвета, особенно перед смертью.
Когда мы уже шли к вокзалу, проф. Павлова спросила меня, что я думаю по поводу кризиса. Я сказал, что не знаю, а она мне сказал: Саша, ну ты что! Кризис — это же ужасно, ведь после кризиса обычно начинается мировая война.
Потом мы зашли в обшарпанное (в Мюзо других нет) кафе и хотели заказать обед, а официантка посмотрела на часы, а потом на нас и сказала: У нас обед подают до трех — а сейчас уже две минуты четвертого!
25 февраля
Только что видел лебедя на крыше трамвая. Сидит себе, проехал, наверное, целую остановку, тянет шею, смотрит по сторонам. Я возвращался на работу из библиотеки, шел мимо остановки, когда его увидел, смотрел на него, а потом водитель стал высаживать людей из трамвая, жалко у меня не было фотоаппарата, можно было бы продать фотографию — завтра об этом лебеде во всех газетах напишут на первой полосе.
27 февраля
Сегодня у меня в магазине украли сумку с продуктами. Продуктов было на 14 франков, но все равно неприятно.
2 марта
В первый раз увидел своего соседа по этажу, он симпатичный: рыжий и коренастый, в трениках, растянутых на коленях, у него серые глаза.
Плохо спал, проснувшись понял, что опять нужно ехать в Лозанну в Музей l'Art Brut смотреть Дарджера. Я люблю Лозанну, там красивые люди, красивые дома. На набережной — как в любом городе, где есть озеро — на скамейках сидят несчастные одинокие — смотрят на горы на другом берегу и думают о вечном, а мимо скамеек бегают спортсмены.
Когда я захожу в супермаркет, я часто вижу там круглолицего мясника с югославской фамилией (в швейцарских супермаркетах работают люди только с югославскими фамилиями. Культура обслуживания в супермаркетах, особенно на окраинах города, стремительно гибнет: славяне не здороваются и не улыбаются), однажды я покупал у него телячьи голяшки и обратил внимание, что они такие же розовые, как его руки. С того дня я часто думаю о том, какое важное место в моей жизни занимает мясо, я в первый раз разглядел одного своего знакомого, когда он покупал свиной шашлык, и, как я сейчас понимаю, сразу же в него влюбился, а Денис, еще до того, как мы познакомились, работал мясником, разделывал коровьи туши, у него на пальцах остались от этой работы шрамы. Мясо — это проводник эротических импульсов, и не случайно простые люди называют мужской член колбаской.