О некоторых из них я уже рассказывал. Это секретарь парторганизации фабрики «Красные ткачи» Иван Тимофеевич Горюнов, начальник политотдела дивизиона подводных лодок Николай Григорьевич Изачик, секретарь Симферопольского горкома партии Иван Яковлевич Максимов и, наконец, Павел Наумович Надинский.
Павел Наумович в то время был заведующим орготделом Крымского обкома партии. По натуре очень общительный, энергичный и чуткий человек. В бытность мою инструктором Павел Наумович не раз приглашал меня в обком, давал то или иное поручение.
— Мы проверяем работу Консервтреста. А вы с консервными заводами хорошо знакомы. Может, подключитесь к нашей комиссии?
Или:
— Посмотрите, пожалуйста, планы работы партийных организаций промышленных предприятий… Может, что-нибудь подскажете?
В другой раз:
— Вот план нашего отдела на три месяца. Давайте ваши замечания.
Позднее я узнал, что по разным вопросам он советовался со многими другими работниками. Документы, выходившие из-под его пера, были продуктом коллективного творчества и всегда отвечали требованиям, которые к ним предъявлялись.
Я с удовольствием выполнял поручения Надинского, — ведь они многое давали и мне самому. По вечерам, когда приходилось работать в обкоме совместно, он непременно потчевал чаем:
— Отдохните немного… Расскажите что-нибудь о своей службе на флоте, о себе.
И я рассказывал. Засиживались иногда до полуночи. Павел Наумович не удовлетворялся общими словами, хотел знать все в деталях. Несмотря на свою болезнь (он ходил с костылем), Надинский часто выезжал в районы, постоянно бывал в первичных организациях.
С 1933 года, когда Павел Наумович работал первым секретарем Симферопольского горкома партии, а я секретарем парткома Камышбурунстроя, нам уже редко приходилось встречаться. Через некоторое время Надинский ушел на пенсию и занялся изучением истории Крыма, имел свои печатные труды.
Прошло много лет, и вот уже после войны, в конце сороковых годов, проходя по улице Гоголя в Симферополе, я вдруг услышал за спиной чей-то голос:
— Борис Алексеевич!.. Борисов!..
Я оглянулся. Поблизости — никого. Пожал плечами и пошел дальше.
— Борис Алексеевич! — слышу снова.
Гляжу по сторонам. На противоположной стороне улицы из окна первого этажа машет мне седой, большеголовый мужчина. «Кто бы это мог быть?»
— Что, не узнал?
«Ба, да это же Надинский, Павел Наумович! Как это я сразу не узнал по голосу?»
Я быстро перешел, вернее, перебежал улицу.
— Зайди, — пригласил меня Павел Наумович.
Жена Надинского Елизавета Никитична открыла дверь:
— Павел Наумович на днях заметил вас и теперь все стережет.