Подгурский говорил с певучим приграничным акцентом, то и дело вставляя в речь русские слова. Так, впрочем, говорили и другие солдаты. Они называли Тадека ласково сынком, и в их отношении совсем не было никакой недоброжелательности к нему. Просто они не верили, что такой мальчуган мог пригодиться им в их деле. Им нужно было разведать дорогу и достать «языка». Но, если этот парнишка знает дорогу…
— Чертенок, а не хлопец этот сынок! — докладывал потом полковнику командир взвода пешей разведки. — Провел нас по путям почти к зданию железнодорожной дирекции, к самим танкам вокруг него. Он знает каждую тропинку, а в темноте ходит и видит, как кошка. Там мы этих двоих фрицев и сцапали. Эсэсовцы! Пошли с нами, как ягнята…
— Передайте благодарность разведчикам. Послезавтра наступление на Прагу. А что с пареньком?
— Ловкий, товарищ полковник. Просил меня принять в разведку… пусть останется… Обязательно пригодится нам еще раз.
— Но он же еще мальчонка, ему и пятнадцати нет… как такого включить в списки полка?
— Порция хлеба и супа всегда для него найдется. Плютоновый Герега постарается об этом. Не обидим…
Так, собственно, решилась на подступах к Праге дальнейшая военная судьба харцера из железнодорожных бараков на улице Виленьской. Он оказался в рядах 2-го полка 1-й пехотной дивизии имени Тадеуша Костюшко, во взводе полковой пешей разведки. Харцерскую блузу сменил на форму, перехваченную ремнем. Форму сшили немного навырост, поэтому полковой портной приподнял чуть рукава, подшил, подвернул и еще что-то там сделал. Только ни одни брюки не подходили, и тогда строгий старшина роты плютоновый Герега разрешил все же пареньку остаться в бриджах и офицерских сапогах. Разрешил он ему также носить нашивки капрала.
С этого времени никто больше не называл его Малым Килиньским. Все обращались к нему так, как его окрестил старший сержант Александр Подгурский, — Сынок! И все — как сына — оберегали его, чтобы не лез зря под пули.
Когда 2-й пехотный полк двинулся на штурм Праги, начальник штаба полка майор Ушпалевич оставил Тадека при себе на командном пункте. И только раз, когда прервалась телефонная связь с одним батальоном, майор послал его к командиру батальона с приказом, чтобы тот бросил в атаку еще одну роту.
Тадек возражал против такой опеки, возмущался, но только на командном пункте узнавал, что уже взяты Анин и Вавер, что идет бой за кирпичный завод в Кавенчине, что трудная обстановка сложилась под Утратой…
В мыслях он рвался на Виленьскую, домой. Что с мамой? Что с семьей? Может, есть какие вести от отца? Но ни с кем он не поделился этими мыслями. Надо было ждать случая. Но пока такой случай едва ли мог представиться.